Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)
Шрифт:
— Ты тогда была всего лишь ребенком, — возразила Грейс.
Амелия продолжала сидеть с закрытыми глазами, и когда она вновь заговорила, голос ее был тихим и полным сознания собственной вины.
— У меня было достаточно времени, чтобы выразить свое недовольство.
— Амелия…
— Мне некого обвинять, кроме самой себя.
— Это неправда.
Амелия наконец открыла глаза. По крайней мере, один из них.
— Ты только что сама сказала это.
— Нет. Я не говорила. Я бы… — Грейс пришлось признать, что это правда. — Я все равно бы это сказала,
— Чтобы было, кого обвинять?
— Да.
И тогда Амелия прошептала:
— Я не хочу выходить за него замуж.
— За Томаса? — спросила Грейс. Амелия так долго была его невестой, и было не похоже, что они испытывают друг к другу большую привязанность.
Амелия как–то странно посмотрела на Грейс.
— Нет, за мистера Одли.
— Правда?
— Похоже, ты шокирована.
— Нет, конечно, нет, — поспешно возразила Грейс. Что она должна была сказать Амелии? Что она сама так отчаянно влюблена в мистера Одли, что просто не представляет, как кто–то может не желать его? — Просто я хотела сказать, что он такой красивый, — сымпровизировала Грейс.
Амелия слегка пожала плечами.
— Полагаю, что так.
Она полагает? Разве она никогда не видела, как он улыбается?
Но затем Амелия произнесла:
— Тебе не кажется, что он несколько чересчур обворожителен?
— Нет.
Грейс тотчас же опустила взгляд вниз на свои руки, потому что тон ее голоса получился совсем не таким, как она хотела. И действительно, Амелия, должно быть, тоже это услышала, так как следующими ее словами были:
— Грейс Эверсли, ты влюблена в мистера Одли?
Придя в замешательство, Грейс смогла лишь хрипло с запинкой произнести:
— Я…
На этом Амелия перебила ее:
— Ты влюблена.
— Это не важно, — сказала Грейс, поскольку, что еще она могла сказать Амелии, которая могла быть или не быть заинтересованной в том, чтобы выйти за него замуж.
— Конечно же, это важно. А он любит тебя?
Грейс хотелось исчезнуть.
— Нет, — сказала Амелия, весьма развеселившись. — Не отвечай. По твоему лицу и так видно, что он тоже влюблен. Хорошо. Что ж, в таком случае, мне определенно не стоит выходить за него замуж.
Грейс сглотнула. Она ощутила во рту привкус горечи.
— Ты не должна отказывать ему из–за меня.
— Что ты сказала?
— Я не выйду за него замуж, если он окажется герцогом.
— Почему нет?
Грейс попыталась улыбнуться, потому что действительно, было весьма мило со стороны Амелии не придавать значения разнице в их социальном положении. Но она не смогла полностью справиться с этим.
— Если он — герцог, то ему нужно будет жениться на ком–то подходящем. Равной
— О, не говори глупостей, — усмехнулась Амелия. — Можно подумать, что ты выросла в сиротском приюте.
— Достаточно того, что и так скандала будет не избежать. Он не должен добавлять к нему еще и сенсационную женитьбу.
— Женись он на актрисе, — это была бы сенсация. А о вас будут сплетничать всего лишь в течение недели.
Дело не ограничилось бы только этим, но Грейс не видела смысла продолжать этот спор дальше. Но затем Амелия сказала:
— Не знаю, что на уме у мистера Одли, и каковы его намерения, но если он готов рискнуть всем ради любви, то и ты должна поступить также.
Грейс посмотрела на нее. Как получилось, что Амелия внезапно стала такой мудрой? Когда это произошло? Когда она перестала быть маленькой сестренкой Элизабет и стала… самой собой?
Амелия потянулась и сжала руку Грейс.
— Ты должна быть смелой, Грейс.
Затем она улыбнулась, пробормотав что–то себе под нос, а потом отвернулась и стала смотреть в окно кареты.
Грейс уставилась прямо перед собой, размышляя… сомневаясь… была ли Амелия права? Или это ее замечание всего лишь свидетельствовало о том, что сама она никогда не сталкивалась с такого рода трудностями? Легко было рассуждать о необходимости быть смелой, когда ты сам никогда не испытывал отчаяния.
Что бы произошло, если бы женщина ее положения вышла замуж за герцога? Мать Томаса не была аристократкой, но когда она выходила замуж за его отца, тот был всего лишь третьим в линии наследования, и никто не ожидал, что она станет герцогиней. По общему мнению, она была очень подавлена. Даже несчастна.
Но родители Томаса не любили друг друга. Они даже не испытывали друг к другу симпатии, если верить тому, что слышала о них Грейс.
А она любила Джека.
И Джек любил ее.
И все же, насколько все было бы проще, если бы Джек не был законным сыном Джона Кэвендиша.
И тут Амелия неожиданно прошептала:
— Мы могли бы обвинить во всем вдовствующую герцогиню. — Когда Грейс в замешательстве повернулась к ней, Амелия пояснила: — В случившемся. Ты ведь сказала, что было бы легче, если бы мы могли кого–то обвинить.
Грейс посмотрела на вдову, сидящую напротив Амелии. Она приглушенно похрапывала, а ее голова располагалась под неудобным углом. Поразительно, но даже во время сна губы вдовы были плотно сжаты, а выражение ее лица оставалось весьма неприветливым.
— Безусловно, во всей сложившейся ситуации больше ее вины, чем кого–либо другого, — добавила Амелия, но Грейс заметила, что, говоря это, девушка бросила нервный взгляд на спящую вдову.
Грейс кивнула, прошептав:
— Не могу с этим не согласиться.
Амелия на несколько секунд уставилась в пространство, а затем, как раз в то самое время, когда Грейс уверилась, что та не планирует отвечать, она произнесла:
— Это не помогло мне почувствовать себя лучше.
— Обвинение вдовствующей герцогини?