Потерявшийся во времени
Шрифт:
— Скажите Алексей, ничего, что я вас так величаю?
— Конечно.
— Так зачем собственно говоря вы пришли к нам?
— Я хочу встретиться с кем-то близким к Андропову, а если получится, то с ним.
— Эка вы хватили. Или вы и впрямь считаете, что та информация, которой обладаете, может быть столь важной, что он должен принять вас и выслушать?
— Думаю что да.
— А может у вас черезчур развито чувство самомнения, или события, которые не столь значимые кажутся вам слишком преувеличенными?
— Нет, я так вовсе не думаю. И самомнения у меня вполне в норме, а что касается значимости информации, то полагаю, она действительно очень
— Хотелось бы верить. И все же, может быть вы скажите мне, хотя бы в общих чертах, что именно вам известно?
— Все.
— Я понимаю, что все, но нельзя ли как-то поконкретнее. Поймите, я же не могу прийти на доклад к помощнику Юрия Владимировича и сказать, — тут один молодой человек хочет побеседовать по поводу будущего. Как вы думаете, что мне ответят?
— Я думаю, что если у вас не будет веских причин мне доверять, вы вряд ли пойдете, однако уже то, что приняли меня, говорит о том, что я вас заинтересовал, поэтому попробую вас все же убедить в правдивости того, что говорю.
— Попробуйте.
— Скажите, товарищ генерал, а вам приходится бывать на совещании у Андропова?
— Бывает, а что?
— А вы как-нибудь между делом поинтересуйтесь у него, что нового из стихов появилось у него за последнее время, а если у него возникнут вопросы, с чего это вдруг вы интересуетесь, вы и расскажите ему обо мне. Мне кажется, что информация подобного рода лучше любой другой, поскольку то, что Андропов пишет стихи в свободное время, мало кто знает, как вы думаете?
Генерал смотрел на меня, но в его взгляде мне не удалось прочесть даже намека на то, что его как-то удивило сказанное мной, однако он неожиданно произнес:
— Ну что же, рад был с вами познакомиться, думаю, что нам предстоит еще не одна встреча. Надеюсь вы понимаете, что наша беседа, — я позволил себе прервать его и докончил фразу, — имеет сугубо секретный характер, поэтому готов подписать необходимые документы о не разглашении беседы и прочей информации, которая мне известна.
— Вот это мне нравится в вас, а кстати, вам после окончания института, не предлагали работу в нашей организации?
— Пока нет.
— Надо подумать об этом.
— Спасибо.
Генерал вышел из-за стола и, пожав мне руку, довел до двери. Зуев был в приемной, он сидел рядом с секретарем и о чем-то с ней беседовал.
— Павел, проводи пожалуйста Алексея Михайловича, а потом зайди ко мне.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
В воздухе уже пахло весной, хотя на улице было минус пять, но солнце светило вовсю, словно говорило, что зиме конец. Я прошелся вдоль Детского мира, спустился вниз к Большому театру, но вместо того, чтобы пройти в метро, решил пройтись по Пушкинской. Мне нравилась эта улица, много разных магазинов, а рядом со Столешниковым переулком два кафе. Больше всего мне нравилось кафе Шоколадница. Я брал всегда блинчики с шоколадным соусом, кофе и пирожное. Иногда, когда был голоден, сосиски с горошком, а на десерт желе с кусочком апельсина. Вот и в этот раз, поравнявшись с окнами кафе, я увидел, что очередь совсем небольшая, поэтому открыл дверь и вошел в кафе. Всего-то минут на пятнадцать, решил я и занял очередь.
Сняв с подноса блины и стакан кофе, я отнес поднос и устроился за столиком. Напротив сидела пара, но они уже пили чай и собирались уходить. Столик был у окна, поэтому четвертого места не было. Я ел блины и смотрел в окно. Мимо шли прохожие, был обычный рабочий день. Я ел и думал:
— Неужели у меня получится
Размышляя, я допил кофе и выйдя на улицу, направился домой.
Прошло два дня. В субботу, мы намеревались с Ирой съездить и навестить её родителей, поэтому после завтрака, мы оделись и выйдя на улицу, направились к трамваю, чтобы доехать до метро. Однако все вышло иначе. Мы прошли до угла и когда собрались переходить улицу, чтобы затем направиться к трамвайной остановке, прямо перед нами резко затормозила черная Волга. Я еще подумал про себя, — надо же козел, какой, видит, что люди переходят улицу, так надо обязательно рядом остановиться. Из машины вышел молодой человек и хотя я не особо всматривался в него, мне показалось, что я его где-то видел, а когда он окликнул меня:
— Алексей Михайлович, задержитесь на минутку, — я сразу вспомнил. Это был Зуев.
— Слушаю Вас.
— Ничего, если нарушу Ваши воскресные планы. Борис Петрович хотел бы с Вами повидаться.
— Да мы вот с женой к теще собрались, — начал я, но сообразил, что в подобной ситуации отказывать не приходится, поэтому только добавил, — а можно с женой?
— Отчего же садитесь, — он открыл заднюю дверь, и я пропустил вперед себя Иру, сел рядом. Зуев захлопнул дверь, прыгнул в машину и она с ходу набрала скорость. Мы выехали на Ленинградское шоссе, а потом поехали в область. Я молчал, понимая, что спрашивать неудобно, в организации, где работал Зуев и его коллеги, привыкли спрашивать, а не отвечать на вопросы. Ира сидела молча, только то и дело посматривала на меня и непрерывно теребила варежки, которые держала в руках. Она явно нервничала и потому я взял её руки в свои и тихо произнес:
— Не переживай, успеем к маме, как раз к обеду приедем.
Вскоре машина свернула, и, проехав несколько километров, въехала в небольшой подмосковный поселок. Большинство домов были за высокими заборами. Видимо это были ведомственные дачи. Проехав по еще заснеженной дороге, к одному из домов, водитель остановил машину перед воротами и несколько раз просигналил. Вслед за этим ворота стали открываться, и в боковое окно я увидел солдата, который открывал ворота. Машина въехала на участок и почти сразу же остановилась. Мы вышли.
— Пойдемте со мной, — сказал нам Зуев и мы направились за ним.
Большой двухэтажный бревенчатый дом с большой верандой, сплошь увитой диким виноградом, который летом наверняка заслонял веранду от солнца, и создавали на ней приятную прохладу. Мы вошли в дом, который только снаружи напоминал дачу, внутри все имело стилистику ведомственных учреждений. До половины все обшито деревянными щитами, а верхняя часть отделана обоями. На полу паркет, строгая казенная мебель, но хорошего качества. Мы разделись и прошли в просторную комнату, сплошь уставленную шкафами с книгами. Большой письменный стол с лампой под абажуром. На стене портреты Пушкина и Лермонтова. На двух окнах тяжелые бархатные шторы, красиво обрамляющие интерьер комнаты. В простенке между книжными шкафами, диван с двумя гобеленовыми подушками, на полу ковер овальной формы. Все это я успел запомнить мимоходом, так как в тот момент, когда мы вошли в комнату, Зуев вышел, а следом за ним вошел Борис Петрович. Он прошел в комнату и поздоровался. Я представил свою жену и генерал произнес: