Потому что люблю
Шрифт:
– Ты хорошо ладишь с тетушкой? – неуверенно спросила Пенелопа. – Ты никогда раньше о ней не говорила.
Джоан заставила себя улыбнуться.
– По сути, я ее раньше и не знала. Она редко бывает в Лондоне, а моя мать считает, что у нее дурная репутация.
– И все-таки твой отец оставил тебя на ее попечение? – спросила Абигайль, удивленно расширив глаза.
– По-моему, это довольно странно, – сказала Пенелопа. – Твоему отцу следовало быть более осмотрительным.
– Я думаю, у него не было другого выбора, – ответила Джоан. – Дугласа он послал
– Дугласа? Восстанавливать дом? – Пенелопа заулюлюкала.
Мистер Уэстон повернулся в их сторону с выражением легкого неодобрения на лице. Абигайль бодро улыбнулась ему и замахала рукой, одновременно другой рукой ткнув сестру в бок.
– Тише, Пен, Джейми за тобой наблюдает.
– Бедный Джейми, – сказала Пенелопа, но голос все-таки понизила: – Забавно, представляю Дугласа, раздумывающего, какие обои наклеить и какие повесить портьеры.
Джоан усмехнулась.
– Странно, правда? Думаю, он будет из кожи вон лезть, чтобы вернуться в Лондон не позже чем через две недели.
– А твоя тетушка? – Абигайль пристально посмотрела на Джоан. – Ты не выглядишь подавленной.
– Совсем наоборот. – Джоан оглянулась, убедилась, что Джеймс Уэстон вернулся к разговору с миссис Таунсенд и они оба не обращают на них внимания. – Она поразительно оригинальная. После обеда пьет бренди. Смайта, нашего дворецкого, она приветствовала как старого друга. Оказалось, он однажды помог ей проникнуть в дом, когда она без разрешения убегала смотреть состязания в беге. Она нисколько не заботится о моде, но у нее такая потрясающая одежда и так ей идет, что я прямо умираю от зависти.
Сестры Уэстон переглянулись.
– Мне не терпится с ней познакомиться, – сказала Пенелопа.
– Значит, ты рада, что она с тобой? – удивилась Абигайль.
Джоан подумала о новом платье, которое в это самое время ей шил мистер Сальваторе. Как Эванджелина и предупреждала, он, по-видимому, сам решил все по поводу фасона платья, ни разу не поинтересовавшись мнением Джоан. Он даже не сказал ей, как оно будет выглядеть, только сообщил, что платье будет зеленое. Но его добрые слова внушали надежду. Он заявил, что в Джоан есть то, что нужно, чтобы превратить ее в Венеру, и что он это сделает. Джоан всем сердцем надеялась, что мистер Сальваторе прав, что платье получится красивым и он каким-то образом нашел способ представить ее высокую округлую фигуру в выгодном свете. И что она не будет выглядеть как полураскрытый зонтик.
– Я думаю, что мне на редкость повезло, – сказала Джоан. Она не стала ничего говорить про платье, ей было интересно увидеть их реакцию, когда она в нем появится.
– Я очень рада это слышать, – сказала Абигайль.
– И я, – вставила Пенелопа. – А теперь рассказывай, что произошло с лордом Берком на балу у леди Малькольм.
– Он отдал мне «Пятьдесят способов согрешить». – Джоан покачала своим ридикюлем. – Хотите получить?
Она скрутила брошюру в плотную трубочку и перевязала лентой. В отсутствие матери и, что еще важнее, Джанет было гораздо легче хранить ее
– Можешь оставить ее себе, однажды ночью я ухитрилась стащить этот выпуск у мамы. Так он за этим вывел тебя в танце из комнаты?
К разочарованию Джоан, Пенелопа не проявила энтузиазма. Обычно они горячо обсуждали каждый номер во всех подробностях, начиная от правдоподобия описанных актов и заканчивая предположениями, какой джентльмен послужил прототипом героя очередного рассказа.
– Он увел меня всего на минутку.
– Вас не было несколько минут, и даже когда он вышел – и сразу покинул зал! – тебя все равно не было, ты вышла намного позже, и вид у тебя был очень взбудораженный. Так что произошло? – снова спросила Абигайль. – Судя по тому, что ты сейчас покраснела, надеюсь, это было нечто восхитительное.
– Вы обе просто ужасные, – пробурчала Джоан. – Неужели у меня не может быть секретов?
Пенелопа фыркнула:
– Пф! Только не в этом. А то в следующий раз, когда он пригласит тебя танцевать, мы пойдем за вами, и ему будет гораздо сложнее заниматься с тобой любовью.
– Пенелопа!
Джоан чувствовала, что ее лицо стало ярко-красным.
– Между прочим, она ничего не отрицает, – заметила Абигайль. Редкий случай, она проявляла такое же острое любопытство, как ее сестра. – Ну так что он сделал?
Джоан надула губы, но в то же время ей и самой безумно хотелось рассказать. Ее поцеловал – по-настоящему поцеловал, почти овладел ею – истинный повеса. И это еще не все: есть шансы, что он сделает это снова! Джоан огляделась, проверяя, что их никто не слышит, и понизила голос:
– Никогда никому об этом не рассказывайте!
– Никогда! – хором ответили ее подруги.
– Он вскользь извинился за то, что сравнил меня с зонтиком.
Брови Пенелопы взлетели вверх.
– И отдал мне номер «Пятьдесят способов согрешить», засунув его мне под платье на спине.
Абигайль громко ахнула.
– А потом он меня поцеловал. – Последние слова она прошептала скороговоркой, почти потонувшей в стоне Пенелопы.
– Тебе понравилось? – требовательно спросила Абигайль.
Ее сестра хмыкнула:
– Какая разница? Ее поцеловал самый красивый виконт Лондона!
– Это было очень приятно, – сказала Джоан чопорно, сознавая, что лицо у нее красное как помидор. – Пока он не сказал, что сделал это только для того, чтобы заставить меня замолчать.
На подруг было смешно смотреть: на лице у Пенелопы отразилось возмущение, у Абигайль – ужас. А потом обе одновременно стали пытаться скрыть веселье.
– Ох, Джоан! – Абигайль вздохнула, ее глаза лучились весельем. – Ты довела известного повесу до безумия, и он тебя поцеловал.
– Я хочу когда-нибудь стать такой, как ты, – пролепетала с придыханием Пенелопа, ее плечи тряслись от смеха.
– Что ж, это еще не все. На днях он нанес мне визит и сказал, что Дуглас взял с него обещание сопровождать меня в городе. Я уверена, он имел в виду, что будет сопровождать меня как брат, но все равно, вы можете себе представить?