Потому что люблю
Шрифт:
– А, леди побеждает. Я должен вам шиллинг.
Джоан закатила глаза.
– Оставьте этот дурацкий шиллинг себе. Я просто пыталась вас поблагодарить.
Его улыбка поблекла, и какую-то долю секунды он выглядел неуверенным.
– Ну, я должен был сделать что-нибудь впечатляющее.
– Зачем? Я ожидала обычной прогулки в коляске.
– Обычной прогулки! – Он состроил скучающую гримасу. – Кому это надо? Это же так традиционно, так обыкновенно, так скучно… ваши собственные слова, мадам.
– А с вами ничто не должно быть традиционным или обыкновенным, – сухо заметила Джоан. – Полагаю, я должна
Тристан усмехнулся.
– А что? Это было бы зрелище! Вы поднялись бы со мной, если бы я это сделал?
– Определенно нет.
– Неужели вы бы отказались? – Он понизил голос: – Но ведь вам понравилось. Что изменилось бы, если бы люди увидели, что вам это нравится?
– Люди увидели бы меня с вами, – выпалила Джоан, не подумав.
– Верно. – С лица Тристана исчезла чарующая усмешка. – Упаси вас боже от этого.
– Нет. – Джоан встала как вкопанная. Тристан, сделав еще несколько шагов, тоже остановился. – Я не это имела в виду, – сказала она в качестве извинения. – Я правда получила огромное удовольствие и исключительно благодаря вам. Потому что у вас возникла такая неожиданная, блестящая идея и вы приложили немало труда, чтобы ее воплотить.
Тристан стоял и смотрел на нее. Пока они были наверху, ветер немного растрепал его длинные волосы, и несколько прядей трепетало около его щеки. Редкий случай, но в выражении его лица не было даже намека на насмешку, высокомерие или иронию. Он просто стоял и ждал ее объяснений.
И она должна была объяснить ему все честно, не прячась за отговоркой, что ее мать этого не одобрит. Джоан не раз желала, чтобы у нее было больше храбрости, больше дерзкой готовности идти своим собственным путем и преследовать собственные интересы, что бы ни говорили ее мать и общество. Она бунтовала, но по мелким вопросам, а когда возникала угроза вызвать неодобрение общества или разочарование матери, она обуздывала свои порывы. Спрятать очередной выпуск «Пятидесяти способов согрешить» было мелкой провинностью, но если бы она стала разгуливать по всему Лондону в обществе Тристана Берка, к этому было бы совсем другое отношение.
Она неловко добавила:
– Я просто не привыкла к тому, чтобы на меня все смотрели. Обычно это происходит по неправильным причинам и редко кончается для меня добром.
После небольшой паузы Тристан спросил:
– А что бы вы считали правильной причиной?
– Ну…
Джоан прикусила язык. Если бы на ней было потрясающе модное платье, или если бы она похудела на двадцать килограммов, стала ниже на шесть дюймов и выглядела как сирена-соблазнительница, или если бы сделала нечто удивительное, например, проявила доселе неизвестный талант к пению итальянских арий… Или, может быть, привлекла внимание джентльмена, который был самой желанной партией во всем Лондоне, – вот это были бы правильные причины.
Наконец она вздохнула и неохотно призналась:
– Такого никогда не бывает. Если на меня глазеют, то потому, что я нарядилась в нечто ужасное или просидела еще один бал, не станцевав ни одного танца. Иногда на меня смотрят с жалостью – когда мой брат натворил нечто особенно безобразное. А в последнее время на меня поглядывают, ожидая увидеть, что моя тетя заразила меня своим возмутительным и скандальным поведением.
Тристан
– Быть замеченной в моем обществе – это нечто скандальное и возмутительное.
Вот именно. Весь Лондон был бы в шоке. Абигайль бы встревожилась. Пенелопа пришла бы в восторг. Эванджелина, вероятно, гордилась бы Джоан. Но ее мать… мать пришла бы в ужас. Леди Беннет не только не доверяла Тристану Берку она заставила Джоан твердо пообещать, что не будет с ним видеться. И то, что дочь каталась с ним на воздушном шаре, определенно можно считать нарушением этого обещания, даже если Джоан в свое оправдание придумает какую-нибудь историю о разбойниках с большой дороги и похищении под дулом пистолета.
Стараясь уклониться от прямого ответа, она сказала:
– Признайтесь, вы немало потрудились, чтобы сложилось такое впечатление.
– Я потрудился? – Он покачнулся на пятках. – Вы переоцениваете мои способности.
Джоан напомнила:
– Вы открываете дверь полуголый, вы заключаете пари обо всем на свете, вы занимаетесь сексом на публике…
Тристан тут же ее перебил:
– На публике – никогда!
– Ну почти что занимаетесь.
Он пожал плечами:
– По мнению леди Эллиот, этого «почти» было недостаточно. Ведь она сама сняла с себя панталоны и бросила их в меня.
Джоан покраснела.
– Не могу поверить, что вы не стесняетесь говорить такое. Это неприлично.
– Вы сами подняли эту тему, – возразил Тристан, нисколько не раскаиваясь.
– Вы действительно не умеете разговаривать с леди? – воскликнула Джоан.
Едва она произнесла эти слова, как сразу поняла, что так оно и есть. Это во многом объясняет, почему столкновения с Тристаном Берком приводили ее в такую ярость. Он не следовал общепринятым правилам поведения джентльмена или ведения беседы. Для него никакая тема не была запретной. Более того, казалось, он получал удовольствие, когда ему удавалось ее шокировать или привести в замешательство. Надо же, сказать ей, что женщины ради него снимают свои панталоны?! Как будто она хотела представить, как леди Эллиот предлагает ему себя, лежа на кушетке! Несколько недель назад Джоан подумала, что это особенно интересный повод для сплетен, но сейчас, когда она припомнила ту сцену, у нее сразу испортилось настроение. Испортилось даже сильнее, чем когда Абигайль предположила, что под именем лорда Эверарда из «Пятидесяти способов согрешить» мог скрываться Тристан. Жаль, что Эванджелина сказала, что Тристан может сделать какую-нибудь не очень добродетельную женщину счастливой. Это было неправильно. И неправильно, что это прозвучало так невероятно захватывающе. Ну почему он не может быть хоть чуточку благопристойнее и избавить ее от ужаснейших мыслей?! Почему бы ему не захотеть осчастливить более или менее добродетельную женщину?
Джоан должна была попытаться думать так же, как ее мать. А самое главное, не задаваться вопросом, что сделал бы Тристан Берк, если бы некая леди – такая, как она сама, – стала бы его искушать выиграть это чертово пари прямо здесь и сейчас?
Он посмотрел на Джоан из-под полуопущенных век и одарил ее улыбкой, той самой, которая почти обжигала неприличным предложением, казалось, таившимся в ней.
– Я? Не умею? Мне кажется, я способен достаточно внятно выразить свои намерения.