Потому что люблю

Линден Кэролайн

– Он очень красивый молодой человек, – заметила Эванджелина. – И должна сказать, в моем присутствии он никогда не был грубым.

Джоан заерзала на диване.

– Я думаю, мнение моей мамы о нем сложилось еще в те времена, когда они с Дугласом учились в Итоне и приезжали к нам на каникулы. Они доставляли столько хлопот, что даже папа повышал на них голос.

– Чепуха. Несправедливо судить взрослого мужчину за его детские выходки.

– Но с тех пор он мало что делал, чтобы реабилитироваться. Он поддерживает распутные наклонности Дугласа и, кажется, упивается своей испорченностью. – Джоан вздохнула. – Мама заставила меня поклясться, что я больше

не буду с ним танцевать.

– О! А твой отец разделяет ее неприязнь к лорду Берку?

Джоан недоуменно заморгала.

– Я не знаю. Не припоминаю, чтобы папа вообще когда-то высказывал свое мнение о Три… о лорде Берке. Однако, вероятнее всего, он согласен с мамой.

Губы Эванджелины впервые за все время их разговора тронула легкая улыбка.

– С его стороны это было бы лицемерием. Когда мой брат был моложе, его привлекали занятия как раз такого рода, как этот ваш полет на воздушном шаре. Только он бы не захотел, чтобы шар был привязан к земле канатами. Если быть до конца честной, лорд Берк во многом напоминает мне твоего отца в таком же возрасте. И я хорошо помню, как он изменился, когда познакомился с твоей матерью.

– Как он изменился? Не могу представить, что моя мать влюбилась в повесу.

– Он был повесой до тех пор, пока ему не захотелось произвести на нее хорошее впечатление, – уточнила Эванджелина. – Она действительно поначалу была о нем очень дурного мнения, о да! – Видя изумление на лице Джоан, она кивнула: – Твоя мать отказалась с ним танцевать, и когда мой брат попросил ее объяснить почему, ведь он считался завидным женихом, она очень точно ему объяснила. Тогда он перестал общаться с худшими из своих друзей, стал проводить намного меньше времени за карточным столом, и продолжал, и продолжал приглашать ее на танец. Я знаю, тогда ходили сплетни, что она с ним играет, как с рыбкой на крючке, и пытается сделать его ручным, но ведь если бы он сам не хотел добиться ее расположения, все это не имело бы никакого значения. Ради нее он изменил некоторые свои привычки, и со временем она начала его понимать и приняла остальное.

Джоан прикусила губу.

– А как же вы? Вы говорили, что не любили своих мужей.

Лицо Эванджелины, казалось, утратило внутренний свет.

– Первого мужа для меня выбрал мой отец. Я была очень молода, слишком молода, чтобы понять, насколько сильно лорд Каннигхэм и я разные. Мой второй брак был менее благопристойным. У меня было больше надежды полюбить лорда Кортни, но… В общем, твои родители в любви оказались мудрее, чем я.

– Но есть еще сэр Ричард. – Джоан быстро посмотрела на тетю. – Вы его любите.

Лицо Эванджелины стало непроницаемым, словно она набросила на него вуаль.

– Мы говорим о тебе и о том, хочешь ли ты поощрять лорда Берка.

Если ставить вопрос таким образом – да, она хочет.

– Рядом с ним я чувствую себя привлекательной, – призналась Джоан. – Никто больше так на меня не действует.

– Судя по тому, как он на тебя смотрел, он считает тебя очень красивой.

– Но иногда он вызывает у меня желание его ударить, – добавила Джоан.

Эванджелина улыбнулась.

– На мой взгляд, это звучит многообещающе. Никогда не понимала, почему люди думают, что в браке должно царить постоянное, ничем не омраченное согласие и блаженство.

– Значит, вы думаете, что мне следует его поощрять?

– Он организовал прогулку на воздушном шаре только для того, чтобы произвести на тебя впечатление. Он приглашал тебя танцевать и даже приводил доводы в пользу того, чтобы ты согласилась. Я наслушалась

достаточно сплетен, чтобы знать, что он нечасто появляется в приличном обществе и определенно не танцует с незамужними леди. – Видя, что Джоан надула губы, Эванджелина продолжила: – Даже если ты хочешь винить во всем этом брата, я совершенно уверена, что Дуглас никогда не велел ему смотреть на тебя как на занимательную головоломку, о которой он никак не может перестать думать и которую жаждет разгадать.

– Что ж, это ощущение взаимное, – пробормотала Джоан. Тристан Берк был для нее загадкой, и почему-то она никак не могла перестать о нем думать. Шиллинг, который все еще лежал в ее перчатке там, куда его засунул Тристан, казался чем-то вроде талисмана на выполнение его обещания снова ее поцеловать. – Но боюсь, мы можем свести друг друга с ума.

Вдруг Эванджелина сказала:

– Позволь ему тебя поцеловать – вот мой совет.

У Джоан глаза чуть не выскочили из орбит.

– Что-о?

– Во-первых, это докажет, что он хочет тебя поцеловать, что он видит в тебе желанную женщину. А во-вторых, о мужчине можно очень многое сказать по тому, как он целуется. Маленький чмок в щеку ничего не значит – так мужчины целуют своих сестер. Жадный поцелуй, который заходит слишком далеко, словно мужчина хочет проглотить женщину, зачастую означает, что интерес мужчины ограничивается только, – Эванджелина деликатно кашлянула, – скажем так, неподобающими знаками внимания. Но поцелуй, который скорее соблазняет, убеждает и искушает на него ответить, чем требует ответа, – такой поцелуй мужчина дарит женщине, когда хочет завоевать ее сердце.

Джоан была так ошеломлена, что на несколько мгновений лишилась дара речи. Наконец она спросила:

– Но как, скажите на милость, определить разницу?

Сердце билось так сильно, что шумело в ушах, и она подозревала, что ее лицо стало пунцовым. Тристан уже поцеловал ее, и пока что это только запутало все еще больше.

– По тому, как сильно тебе захочется, чтобы он поцеловал тебя снова. – По-видимому, Эванджелина истолковала ее ошеломленное молчание неправильно.

Она подалась вперед и взяла Джоан за руку. – Полно, поцелуй – всего лишь поцелуй – леди не погубит. Осмелюсь предположить, что даже твоя мать позволяла твоему отцу ее целовать до того, как согласилась выйти за него замуж. Прежде чем женщина свяжет свою жизнь с одним мужчиной, она должна быть уверена в своих чувствах.

Джоан сумела только пролепетать:

– Благодарю за совет.

Потом она с позволения тети поспешила выйти из комнаты. У нее тряслись руки, сердце гулко ухало. Оказавшись в своей комнате, Джоан достала из перчатки сияющий шиллинг и спрятала его в дальний угол ящика письменного стола. Потом с силой задвинула ящик и несколько секунд посидела на месте, крепко сцепив пальцы. Руководствуясь наставлениями тети, она стала проигрывать в памяти поцелуй. Это не был быстрый поцелуй, каким мужчина может поцеловать сестру. Был ли поцелуй жадным, как будто он хотел ее съесть? Если так, то страшно признаться, но она бы хотела, чтобы он ее съел, потому что это было так… приятно. Но он не сделал ничего, кроме того, что поцеловал ее. Джоан с поразительной ясностью помнила, что она оказалась прижатой к Тристану, но он не попытался дотронуться до ее груди, хотя и назвал ее прекрасной. А она знала из «Пятидесяти способов согрешить», что когда мужчина действительно хочет женщину, то поцелуи – всего лишь прелюдия. Не то чтобы она осмелилась на такое распутство, которое описывала Констанс, но все же невольно задумаешься…