Потоп
Шрифт:
На нем было шведское платье, то самое, в которое он переоделся, выходя из монастыря, так что шведы не могли знать, кто это такой. Увидев всадника, ехавшего навстречу им, они, вероятно, сочли отряд короля за какой-нибудь шведский разведочный отряд, так как не прибавили шагу, и лишь офицер, командовавший отрядом, выехал вперед.
— Что за люди? — спросил он по-шведски, глядя в грозное и бледное лицо подъезжавшего всадника.
Кмициц подъехал к нему так близко, что толкнул его коленом, и, не ответив ему ни слова, выстрелил из пистолета в ухо.
Крик ужаса вырвался из груди рейтар, но еще громче прозвучал голос пана Андрея:
— Бей!
И,
Испуганным шведам показалось в первую минуту, что на них напали три великана в диком горном ущелье. Первые ряды отступили в беспорядке перед страшным всадником, и в то время, когда последние ряды выходили из-за поворота, в средних уже была давка и паника. Лошади стали кусаться и становиться на дыбы. Солдаты из задних рядов не могли стрелять и не могли подойти на помощь передним, и они погибали под ударами трех великанов. Напрасно выставляли они вперед мечи, защищаясь, — великаны выбивали у них мечи из рук, опрокидывали людей и лошадей. Кмициц поднял свою лошадь на дыбы, так что копыта ее повисли над головами рейтар, и сам он рубил и колол как безумный. Кровь заливала ему лицо, глаза горели огнем, в голове у него погасли все мысли и осталась только одна: он погибнет, но задержит шведов. Эта мысль переродилась в какой-то дикий экстаз, и силы его утроились, движения стали похожими на движения рыси — бешеными и быстрыми, как молнии. Нечеловеческими ударами сабли он разил людей, как молния разит молодые деревья; два молодых Кемлича бились тут же за ним, а старик, стоя немного сзади, то и дело просовывал рапиру из-за спины сыновей с такой быстротой, с какой змея высовывает жало, и вынимал ее окровавленной.
Между тем вокруг короля поднялось лихорадочное движение. Нунций, как под Живцом, так и теперь, держал поводья его лошади, с другой стороны их держал епископ краковский, и оба изо всех сил осаживали назад скакуна, которого король бил шпорами так, что он становился на дыбы.
— Пустите! — кричал король. — Ради бога, ударим на неприятеля!
— Ваше величество, думайте об отчизне! — кричал епископ краковский.
И король не мог вырваться из их рук, тем более что дорогу ему преграждал молодой Тизенгауз со своими людьми. Он не шел на помощь Кмицицу, пожертвовал им — думал только о защите короля.
— Богом вас заклинаю! — кричал он в отчаянии. — Те сейчас падут. Ваше величество, спасайтесь, пока время, я их здесь еще задержу!
Но король был настолько упорен, когда он сердился, что не считался ни с кем и ни с чем. Ян Казимир еще раз пришпорил лошадь и, вместо того чтобы отступать, подвигался вперед.
Между тем время шло, и медлить было гибельно.
— Я погибну на моей земле!.. Пустите! — крикнул король.
К счастью, благодаря тесноте ущелья против Кмицица и Кемличей могло действовать сразу только несколько человек, и они могли продержаться дольше. Но понемногу и их силы стали слабеть. Шведские рапиры не раз попадали в Кмицица, и он стал истекать кровью. Глаза его точно подернулись мглою, дыхание остановилося в груди. Он чувствовал приближение смерти и хотел только дорого продать свою жизнь.
«Еще хоть одного!» — повторял он про себя и, ударив саблей
Но шведам, когда они опомнились от первоначального испуга, по-видимому, стало стыдно, что четыре человека могли их задержать так долго, и они набросились на них с бешенством; одной тяжестью людей и лошадей они оттолкнули их назад и отталкивали все дальше и дальше.
Вдруг лошадь Кмицица упала, и волна шведов залила всадников.
Кемличи боролись еще некоторое время, как пловцы, которые, видя, что тонут, стараются держать голову как можно дольше на поверхности воды, но вскоре пали и они…
Шведы как вихрь налетели на королевский отряд.
Тизенгауз со своими людьми бросился им навстречу, и они столкнулись так, что грохот раздался в горах.
Но что значила эта горсточка Тизенгаузовых людей в сравнении с отрядом из трехсот человек! Не было никакого сомнения, что для короля и его спутников настал роковой час гибели или неволи.
Ян Казимир, по-видимому предпочитая гибель, освободил наконец поводья из рук епископов и помчался за Тизенгаузом.
Вдруг он остановился как вкопанный.
Случилось что-то сверхъестественное. Казалось, что горы пришли на помощь законному королю и государю.
Склоны скалистых стен дрогнули, точно мир рушился. Сверху летели стволы деревьев, глыбы снега, льда, камни, обломки скал и валились со страшным грохотом на узкое дно ущелья, на шведские ряды; по обеим сторонам оврага вверху раздался нечеловеческий вой.
А внизу, в рядах шведов, поднялась неслыханная паника. Шведам казалось, что горы рухнули и валятся на них. Слышались крики, стоны раненых, отчаянные крики о помощи, визг лошадей и страшный звон камней о панцири.
Наконец, люди и лошади образовали сплошную массу, которая конвульсивно вздрагивала, клубилась, стонала…
А камни и обломки скал все еще валились неумолимо на эту бесформенную массу лошадиных и человеческих тел.
— Горцы! Горцы! — крикнул кто-то в королевском отряде.
— Чупагами их, чертовых детей! — раздались голоса вверху.
И в ту же минуту на склонах скалистых стен показались какие-то длинноволосые люди, одетые в круглые кожаные шляпы, и несколько сот каких-то странных фигур стали спускаться вниз по снежным склонам.
Черные и белые накидки, поднимавшиеся на ветру у них за спиной, делали их похожими на каких-то страшных хищных птиц. Они спустились в одно мгновение; свист топоров зловеще завторил их диким крикам и стонам избиваемых шведов. Сам король хотел остановить эту резню; некоторые из рейтар, еще живые, бросались на колени, поднимали вверх руки и умоляли о пощаде. Но все было напрасно — ничто не удержало мстительных топоров, и через четверть часа в ущелье не было ни одного живого шведа.
Потом горцы, забрызганные кровью, стали тесниться у королевского отряда.
Нунций с изумлением смотрел на этих неведомых ему доселе людей, рослых, сильных, одетых в овечьи шкуры и размахивавших еще дымившимися топорами.
При виде епископа они обнажили головы. Многие из них опустились на колени.
Епископ краковский поднял к небу залитое слезами лицо.
— Вот помощь Господня, вот промысл Божий, охраняющий помазанников!
Потом он обратился к горцам и сказал:
— Люди, кто вы такие?
— Здешние, — ответили в толпе.
— Вы знаете, кому вы пришли на помощь?.. Вот король и государь ваш, которого вы спасли!