Потоп

Сенкевич Генрик

— Не хвастайте своими победами, потому что мой передовой отряд во главе с паном Бабиничем, присутствующим здесь, гнал вас целых тридцать миль… И вы, убегая, потеряли обозы, пушки и провиант. Ваши войска гибнут от голода, так как вам нечего есть, и вы сами не знаете, что делать. Вы видели мое войско. Я нарочно не велел вам завязывать глаза, чтобы вы могли судить, можете ли вы бороться с нами. Что же касается той панны, то о ней позаботятся пан Замойский и его сестра княгиня Гризельда Вишневецкая, ее опекуны; они и с князем посчитаются, если он обидит ее. Лучше говорите о деле, иначе я прикажу пану

Бабиничу немедленно наступать.

Сакович вместо ответа обратился к Кмицицу.

— Так это вы не давали нам покоя в дороге? — воскликнул он. — Вы, верно, у Кмицица учились этому разбойничьему способу преследования?

— Судите по собственной шкуре, хорошо ли у него выучился! — ответил Кмициц.

Гетман снова нахмурил брови и, обращаясь к Саковичу, сказал:

— Вам здесь делать нечего, можете ехать!

— Дайте же мне, ваша вельможность, хоть письмо к князю.

— Хорошо, подождите у пана Оскерки.

Услышав это, Оскерко тотчас же увел Саковича. Гетман на прощание кивнул ему, а затем сейчас же обратился к Кмицицу:

— Почему ты сказал: «Горе мне», когда Сакович заговорил о пойманном человеке? — спросил он, сурово и пытливо глядя в глаза рыцаря. — Неужели ненависть в тебе совесть заглушила и ты действительно подослал к князю тайных убийц?

— Клянусь Пресвятой Девой, которую я защищал! — горячо воскликнул Кмициц. — Если он и будет убит, то только моими руками.

— Отчего же ты сказал: «Горе мне»? Ты знаешь этого человека?

— Знаю, — ответил, бледнея от волнения и бешенства, Кмициц. — Я сам отправил его из Львова в Тауроги. Князь Богуслав похитил и увез в Тауроги панну Биллевич… Я люблю эту девушку… Она была моей невестой… Я послал этого человека только с той целью, чтобы он сообщил мне о ней… Она была в таких руках…

— Успокойся, — сказал гетман. — Ты дал ему какие-нибудь письма?

— Нет. Да и она не стала бы читать.

— Отчего?

— Богуслав сказал ей, что я обещался ему схватить короля.

— Да, тебе есть за что ненавидеть князя. Признаюсь!

— Да, ваша вельможность, есть за что.

— Князь знает этого человека?

— Знает. Это вахмистр Сорока. Он же помогал мне в похищении Богуслава.

— Понимаю, — сказал гетман, — теперь его ожидает месть князя. Настало минутное молчание.

— Князь Богуслав теперь попал в западню, — проговорил, помолчав, гетман, — может быть, он согласится его отдать.

— Ваша вельможность, — сказал Кмициц, — задержите Саковича, а меня пошлите к князю; может быть, я его спасу.

— Неужели он так дорог тебе?

— Это старый солдат, старый слуга. Он на руках меня носил. Много раз жизнь мне спасал. Бог накажет меня, если я его оставлю в несчастье.

— Не диво, что солдаты любят тебя, ты их сам любишь! Я сделаю, что могу. Напишу князю, что взамен этого солдата отпущу любого из пленных.

Кмициц схватился за голову.

— Князю наплевать на пленных. Он не отдаст его и за тридцать человек.

— В таком случае и тебе не отдаст, да, кроме того, может убить тебя.

— Он отдаст его, ваша вельможность, только за одного человека, за Саковича.

— Но Саковича я задержать не могу — он посол.

— Вы только ненадолго задержите его, а я поеду с письмом к князю. Может быть, чего-нибудь

добьюсь. Бог с ним. Я готов отказаться от мести, только бы он отпустил моего солдата.

— Подожди, — сказал гетман. — Я задержу Саковича и, кроме того, напишу князю, чтоб он прислал безымянную охранную грамоту.

И гетман сейчас же стал писать. Четверть часа спустя казак помчался с письмом в Янов, а под вечер возвратился с ответом Богуслава.

«Согласно вашему желанию посылаю охранную грамоту, — писал Богуслав, — с которой каждый посланный вернется благополучно. Но мне, ваша вельможность, странно, что вы требуете грамоту, хотя у вас остался заложником мой слуга и друг, староста ошмянский, коим я так дорожу, что за него готов бы отдать всех взятых в плен ваших офицеров. Всем ведомо, что послов не убивают даже дикие татары, с которыми вы, ваша вельможность, нападаете на мои христианские войска. Засим, ручаясь за безопасность посланного моим княжеским словом, имею честь оставаться. И т. д.».

В тот же вечер Кмициц, взяв охранную грамоту и двух Кемличей, уехал. Пан Сакович остался в Соколке в качестве заложника.

XXXVIII

Было уже около полуночи, когда пан Андрей подъехал к неприятельским аванпостам. В лагере Богуслава никто не ложился. Битва могла наступить с минуты на минуту, и все деятельно готовились к ней. Княжеские войска стояли в Янове и на дороге, ведущей в Соколку, которую охраняла артиллерия. Она состояла только из трех орудий, но пороху и ядер было достаточно. По обе стороны Янова Богуслав приказал насыпать окопы, за которыми была расставлена пехота; кавалерия занимала Янов, дорогу за пушками и промежуток между окопами. Позиция была хорошая, и со свежими силами можно было бы долго защищаться; но свежих-то сил у Богуслава было только восемьсот человек пехоты, остальные же были так измучены, что еле держались на ногах. Кроме того, с севера, как раз в тылу укреплений Богуслава, слышался дикий вой татар, который наводил панику на солдат. Богуслав должен был отправить в ту сторону всю легкую кавалерию, которая, отъехав на полмили, не могла ни вернуться назад, ни ехать вперед, боясь попасть в засаду.

Богуслав всем распоряжался сам, несмотря на сильную лихорадку, которая мучила его больше, чем когда-нибудь. Так как он не мог усидеть на лошади, то приказал четырем солдатам носить себя на носилках. Он как раз и осматривал позицию, когда ему доложили, что прибыл посол от гетмана.

Это было на улице. Князь не мог узнать Кмицица, во-первых, потому, что было темно, а во-вторых, потому, что на аванпостах, вследствие излишней осторожности офицеров, Кмицицу надели на голову мешок, в котором было лишь отверстие для рта.

Князь заметил мешок, когда Кмициц слезал с лошади, и велел снять его.

— Ведь здесь уж Янов, — сказал он, — и скрывать нам нечего. — Потом он обратился к пану Андрею: — От Сапеги?

— Так точно.

— А что поделывает там пан Сакович?

— Он у пана Оскерки.

— Зачем же вам понадобилась охранная грамота, если у вас есть Сакович? Слишком уж осторожен пан Сапега, и как бы он не перемудрил.

— Это не мое дело! — ответил Кмициц.

— Вы, я вижу, посол не очень разговорчивый.