Потопленная «Чайка»
Шрифт:
Все застыли. Дата развернулся и своим огромным кулаком двинул в лицо оскорбителя. Со сломанной челюстью тот перелетел через борт.
Все ахнули. А Саша даже подпрыгнул от восхищения.
Тория озирался, как лиса, попавшая в западню. Пришельцы вскинули винтовки. Один из них приказал матросам поднять руки. Антон крикнул: «Бей их», и на палубе все перемешалось.
Дата вырвал винтовку у одного из пришельцев и зычным голосом приказал остальным:
— Эй, вы, бросайте оружие!
Один поднял руки. Остальные, как испуганные лягушки, попрыгали
На «Тариэле» раздался сигнал тревоги. Несколько моряков прыгнули в воду на помощь своему командиру.
Пулемет угрожающе повернулся в сторону «Чайки».
Антон и Георгий подхватили брошенные винтовки.
— Дианоз, к рулю! Полный ход! — командовал Дата.
Офицера в кожаном бушлате втащили на палубу «Тариэла».
Антон стоял у рубки и целился в пулеметчика.
— Не смей стрелять, не то получишь пулю! — крикнул ему Дата, но вдруг в это время на «Чайке» раздался отчаянный женский крик и одновременно с ним — выстрел из винтовки.
Дата пошатнулся, винтовка выпала из его рук. Он попытался схватиться за левое плечо, но не смог дотянуться, громко застонал и, как глыба, сорвавшаяся со скалы, повалился в трюм.
— Что ты сделал, изувер? — в отчаянии заорал Антон, отбросив винтовку, и схватил за горло стоящего рядом Тория. Но тот изловчился, ударил Антона ногой в низ живота и ринулся на корму.
— Ни с места, не то всех перестреляю, — крикнул Тория и взял винтовку на изготовку.
Когда моряки пришли в себя, было уже поздно: руки у всех были завернуты за спину и туго стянуты веревками.
Глава девятая
СОМНИТЕЛЬНЫЕ ДРУЗЬЯ
Уже рассвело, когда экипаж «Чайки» высадили на берег и под конвоем отправили в путь.
От пристани свернули налево и быстро пошли к зданию особого отряда.
Утренний ветерок приятно ласкал лица.
Из окна гостиницы кто-то выглянул и тут же скрылся. Мигом растаяла кучка людей, собравшаяся у лавки.
Мимо заключенных прошла женщина. Угрюмо посмотрев на конвоиров, отвернулась. Пробежал мальчишка с ранцем за спиной, с любопытством поглядел на арестованных, но не задержался. Бредущий мимо моряк покачал головой, остановился и грустным взглядом проводил конвоируемых.
На арестованных смотрели сочувственно, но особенного удивления эта процессия не вызвала. Здесь уже привыкли к арестам и репрессиям. Нередко поздней ночью в городе раздавались одиночные выстрелы. Без суда и следствия людей бросали в тюремные камеры.
Конвой и арестованные остановились у двухэтажного кирпичного здания, окна которого крепко-накрепко были забраны железными решетками. Стояло раннее утро, но в двери дома то и дело входили и выходили люди, странно похожие друг на друга, видимо, оттого, что почти все они были одеты в кожаные куртки и галифе, носили низкие папахи и азиатские, облегающие ногу, мягкие сапоги с голенищами выше колен. На поясе у всех висели маузеры в деревянных кобурах. Это были особоотрядчики, опора меньшевистского правительства.
...Арестованных остановили на улице,
Долго стояли молча. Потом Саша тихо шепнул Антону:
— Узнать бы, как там наш шкипер?
— Кажется, жив.
— Откуда ты знаешь? — На лице Саши промелькнуло, как радостный ветерок, подобие улыбки.
— Когда снимали со шхуны, он застонал, открыл глаза и приподнялся. Я своими глазами видел. — Антон вздохнул, по щеке его покатилась слеза. Чтобы скрыть ее, он протер щеку, будто она зачесалась, смущенно улыбнулся. Услышав слова Антона, арестованные зашевелились, с надеждой глядя друг на друга.
— Ничего, ребята! Не так уж плохи дела... — послышался голос Дианоза.
— Замолчи, свиная требуха, не то вырву усы по волосу! — заорал огромный детина в бушлате и двинулся к арестованным.
Дианоз опустил голову.
Снова воцарилась тишина.
Саша украдкой оглянулся, нашел взглядом Васю. Тот кивнул головой и грустно улыбнулся.
В воротах показался кругленький человечек лет сорока. Это был здешний комендант. Выглядел он щеголевато. На голове вместо папахи была серая фуражка с кокардой царской армии. Румяное, улыбающееся, хорошо выбритое лицо как-то не соответствовало его должности в этом зловещем учреждении.
— Что вы, как стадо, стали на улице! — крикнул он таким тоненьким, надтреснутым голосом, что даже удрученные арестанты с трудом сдержали улыбки. — Введите их во двор! — продолжал он распоряжаться, но тут встретился взглядом с насмешливо улыбавшимся Антоном.
Антон опустил голову, но комендант только беззлобно усмехнулся.
Отворили тяжелые дубовые ворота. Арестованных ввели во двор, обнесенный каменной оградой. Комендант, подбоченившись, разглядывал вновь прибывших.
— Откуда явились эти крысы? — крикнул он начальнику конвоя.
— Этот мусор вымели со шхуны, господин Рома, — ответил начальник конвоя.
— A-а, знаю, знаю, это они, красные господа, — теперь уж громко засмеялся комендант. — Хорошо, что вовремя их накрыли. Но дело в том — куда их деть? И так у меня человек на человеке сидит... А теперь еще эти, сколько их?... И почему их тащили сюда, разве в тюрьме не осталось места? — Он повернулся и степенно удалился.
Арестованных загнали в угол двора.
По верху каменного забора были натыканы осколки бутылок, а еще выше тянулась колючая проволока.
По широкому двору, мощенному галькой, тянулась водопроводная труба, из крана безостановочно лилась вода. Двор был совершенно голый. Выцветшие кирпичные стены и выщербленные каменные ступени лестницы свидетельствовали о возрасте этого здания. Новым, видимо, было пристроенное к левой части двухэтажное крыло. Это железобетонное крыло и было тюрьмой. На обоих этажах вдоль узких балконов тянулись двери, обитые жестью, с маленькими глазочками. В подвальном этаже тоже был ряд дверей. По балконам, со связкой ключей в руках, прогуливался надзиратель и воровски заглядывал в глазки.