Потопленная «Чайка»
Шрифт:
— Одним словом, будьте осторожны, Тарасенко. Я позабочусь о вас, но и вы поостерегитесь.
Мария нерешительно посмотрела на коменданта:
— Если можно, скажите, что с матросами «Чайки»?
Комендант кинул быстрый взгляд в окно, потом — на Марию, будто предостерегая: о таких вещах свободно говорить нельзя.
— Они арестованы, таков приказ. Но мне кажется, их скоро освободят, — понизив голос, ответил он.
Марии не терпелось узнать, что с Дата, и, увидев, что Сигуа не сердится, она решилась спросить:
— А что с Дата,
— Дата жив, лежит в городской больнице. — Помолчав немного, Сигуа спросил: — А что, хороший человек ваш Дата? Не только вы — все спрашивают о нем.
Господи, да о чем он говорит? Да, конечно же, хороший, просто замечательный! Мария, хоть и совсем мало его видела, столько могла бы о нем рассказать, если бы не боялась выдать себя, если бы не опасалась, что комендант догадается, что перед ним — переодетая девушка и к тому же, кажется, влюбленная в моряка-грузина.
— Да, он очень хороший человек, господин комендант.
Добрые вести о Дата окрылили Марию, прибавили ей смелости:
— Скажите, опасно он ранен?
Комендант погрозил ей, как маленькому ребенку, потом приложил палец к губам. Мария покраснела, опустила голову, как провинившаяся.
— Рана не пустячная, но такому богатырю да не справиться с ней?.. Так, говоришь, он хороший человек? — Комендант задумчиво глядел в окно. — Конечно, если так... — он резко оборвал фразу. — Ну, вот что! Я вас всех троих освобождаю. Но куда вы денетесь, что будете делать? От этого офицера так просто не скроетесь. И здесь, в Сухуми, вам нельзя оставаться. — Он прошелся по кабинету, достал портсигар и вынул из него папиросу.
— Что с нами сделает Тория? Почему мы не можем остаться?
— Потому, — сказал комендант и зажег спичку, — что начальник приказал арестовать матросов и уехал в Афон, а Тория требует и вашего ареста. Я воспользовался тем, что он не успел ничего сказать начальнику особого отряда, и отпускаю вас, — он жадно затянулся, — пока он не вернулся. Завтра уже будет поздно. Как только начальник вернется, Тория незамедлительно получит подтверждение на ваш арест.
Мария вздохнула. Неужели и в самом деле придется уехать из Сухуми? Но как же Дата? Оставить его? А вдруг она больше его не увидит? Нет, это невозможно! И потом, оставаясь здесь, может быть, удастся хоть чем-нибудь помочь Дата и его друзьям, во всяком случае, можно будет хотя бы знать, что с ними, и то будет легче на сердце. Нет, нужно находиться где-нибудь поблизости от них.
— Значит, нам ехать в Азербайджан? — спросила Мария, уже твердо зная, что никуда отсюда не уедет.
— И в Баку нельзя. В районе Батуми горячие бои с турками. Батуми, говорят, пал. Граница с Азербайджаном закрыта. Дальше Тбилиси никуда не уедешь, и думать об этом нечего!
Мария притворилась огорченной. На самом же деле была как нельзя довольна таким оборотом дела. Нельзя ехать? Ну, что
— А как же нам быть? — с надеждой взглянула она на коменданта.
За эти два смутных года она столько видела и испытала, что, несмотря на свою молодость, научилась разбираться в людях. Сейчас она присматривалась к человеку, сидящему перед ней. Что заставляет его помогать им? Может быть, его обещания — только способ втереться в доверие? Но зачем это ему нужно? Что они за такие важные птицы? Непонятно. Как, впрочем, непонятно и то, почему этот совсем чужой им человек защищает их от Тория. Трудно понять, конечно, искренне он хочет им помочь, или это какой-то коварный ход, но другого выхода у них нет, нужно на него положиться. Будь, что будет!
Комендант молчал. Потом позвонил в колокольчик. В дверях появился стражник. Комендант сказал Марии:
— Подождешь в коридоре, может быть, я найду выход, — потом обратился к верзиле: — Этот тоже подождет с товарищами. Не мешай им говорить друг с другом, они не заключенные.
Стражник нахмурился и молча последовал за Марией.
Появление Марии оживило отчаявшихся друзей.
— Мария! Как долго! — вырвалось у Мити. Он хотел сказать еще что-то, но, увидев испуганное лицо Марии, остановился.
— Дурак! — Она покосилась на стражника и, убедившись, что тот не обращает на них внимания, подошла к Мите и тихим, но дрожащим от гнева голосом сказала: — Ты что, забыл, как меня зовут, или совсем одурел от страха?
Митя смутился.
Невнимание стражника успокоило Марию, и она громко сказала:
— Хороший человек комендант.
— Добрый и справедливый. Если не он, и нас бы упрятали в камеры, — подтвердил Митя.
— Здесь все хорошие, — добавил Вася и незаметно посмотрел на охранника коменданта.
Тот гордо выпрямился и, довольный услышанным, погладил усы, степенно повернулся, пошел к парням, но его остановил звонок, донесшийся из кабинета коменданта.
Охранник удалился в кабинет. Мария недовольно шепнула Мите:
— Никак не запомнишь, что меня зовут Сашей. Сашей, понимаешь, а не Марией!
Появился охранник и показал ребятам на растворенную дверь: «Входите, вас зовут».
Все трое робко вошли в комнату.
Сигуа, держа руки в карманах, по-прежнему сидел за столом и, хотя и казался занятым своими мыслями, внимательно наблюдал за вошедшими. Помолчав немного, наконец произнес:
— Ребята, — опустил глаза, словно колеблясь, говорить или нет, — если не отплатите злом за добро... Все, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. — Он вышел из-за стола, подошел к ребятам поближе. — Георгий Тория требует вашего ареста, но я вас освобождаю. Сегодня я еще могу вас освободить, а завтра будет уже поздно. — Ребята переглянулись, испуганные и подавленные. — Да, вот так. И нужно торопиться, если не хотите попасть ему в руки. Я хочу знать, можете ли вы укрыться у кого-нибудь в надежном месте, чтобы Тория не смог вас выследить?