Потопленная «Чайка»
Шрифт:
Было за полночь, когда у ворот Ованеса отчаянно залаяла овчарка. Хозяин проснулся, прислушался. Кто-то стучал в ворота. Выйдя на веранду, он крикнул позднему гостю:
— Кто там?
— Мне нужно видеть Ованеса Данелянца. Я от Ромы Сигуа, — ответил незнакомый голос по-русски.
Упоминание о Роме не доставило хозяину удовольствия, но делать было нечего. Он сбежал по лестнице, прикрикнул на собаку и вежливо пригласил незнакомца в дом. Тот отказался:
— Мне нужно сказать несколько слов Марии, и я тотчас же уеду!
Ованес заметил на обочине дороги
— Вставай, разбуди Марию, ее ждет человек от Сигуа.
Хозяйка вмиг вскочила с постели, накинула шаль, перекрестилась: «Спаси господи!», и торопливо вышла из комнаты.
Парамзима подняла Марию:
— Послушай, тебя спрашивают.
Мария с бьющимся сердцем стала быстро одеваться.
Незнакомец неподвижно сидел на террасе и не отрываясь смотрел на дверь, ведущую в комнаты.
Когда Мария перешагнула порог, он встал и направился к ней. Мария удивленно смотрела на него. Молодой человек в белой гимнастерке, с вьющимися волосами, с военной фуражкой в руках. Кто это?
— Мария! Неужели не узнала? — Незнакомец подошел ближе, улыбнулся.
— Николай, — воскликнула Мария и обеими руками схватила протянутую к ней руку Елхатова.
Мария смотрела на него и не верила своим глазам.
Они некоторое время стояли молча, потом Николай спросил:
— Как ты живешь, Мария?
— Добрые люди помогли, живу хорошо. Но как ты очутился здесь, как нашел меня, Николай? — Мария была искренне рада его появлению.
— Нашел! — улыбнулся Елхатов. — В то утро, когда на «Чайке» ранили шкипера, а вас увели особоотрядчики, я случайно увидел тебя и пошел за вами...
— Что ты говоришь, Николай?! — Мария от неожиданности даже опустилась на тахту. Елхатов сел рядом с ней.
— Не веришь? — рассмеялся он. — Удивительно, конечно, но об этом потом. Скажи, здесь тебя не обижают?
— Мне здесь и правда неплохо, — ответила она. — Но ты лучше расскажи о себе.
— В ту ужасную ночь весть о твоем похищении генералом Шкуро возмутила все командование. Май-Маевский приказал организовать погоню. Но Деникин не позволил. Обещал Май-Маевскому и Георгию Васильевичу, что все сам урегулирует. Он по-видимому опасался, что погоня озлобит Шкуро, что этот сорвиголова сделается его врагом и помешает общему делу. Май-Маевский сначала протестовал, а потом решил, что, может, так в самом деле лучше. Но Тория, бледный и решительный, стал перед Деникиным и сказал ему: «Вы должны мне разрешить лично расправиться с насильником, или я здесь же, перед вами, пущу себе пулю в лоб». Деникин похлопал его по плечу, посмотрел сочувственно и спросил: «Как вы хотите с ним расправиться, капитан?». «Вызову на дуэль и убью!» — крикнул он. Главнокомандующий, подумав немного, сказал: «Действуйте, как хотите!»
Георгий Васильевич позвал меня и своего приятеля, тоже капитана.
«Друзья мои, я знаю, что вы расположены ко мне, — волнуясь и запинаясь, начал он, когда мы пришли на квартиру Тория и уселись в кресла. — Поступок Шкуро — оскорбление не только мне, но и вам.
Капитан встал, похлопал Тория по плечу: «Успокойся, Георгий Васильевич! Мы тотчас же отправимся в путь. Но обещай, что возьмешь себя в руки. Перед дуэлью не годится так волноваться». «Спешите, господа, а я даю вам честное слово, что буду абсолютно спокоен».
Мы распрощались с хозяином и еще до рассвета отправились в дивизию Шкуро.
Поручение Георгия Васильевича было достаточно опасным. Шкуро, не признававший никаких законов, мог запросто повесить нас или, в лучшем случае, угостить розгами и выгнать из расположения своей дивизии. Но капитан шел на испытание ради друга, ради уважения к Тория, а я ради любви, Мария!
Мария смутилась. Ей не хотелось слышать эти слова от него, нечем было ответить на чувство Елхатова.
Николай ничего не заметил, продолжал увлеченно рассказывать:
— Я хотел узнать, где ты, что с тобой, хотел знать, жива ты или мертва. Главное, чтоб она была жива, а живому человеку всегда можно помочь, — думал я.
Была уже ночь, когда мы прибыли в штаб дивизии Шкуро, в станицу Незаметную. Она расположена на склонах горы и издали почти не видна из-за деревьев.
Своей резиденцией генерал избрал летнюю усадьбу какого-то помещика, расположенную на вершине холма.
«Генерала до утра не будет», — сказал нам адъютант Шкуро и приказал своему помощнику устроить нас.
Мой товарищ ушел с каким-то есаулом, другом юности, а я поужинал и лег, но от усталости и волнения заснуть не мог.
Капитан вернулся утром. После кутежа у него опухли и покраснели глаза, но настроение было хорошее. «Слава богу, невеста Георгия жива», — сказал он.
Часов в десять утра генерал пригласил нас к себе.
По мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж.
На верхней площадке стояли два здоровенных казака, похожие друг на друга, как близнецы, с закрученными усами и карабинами в руках.
Нас пропустили. Мы прошли по длинному коридору, застланному мягким ковром, и остановились у тяжелых дубовых дверей. Здесь нас встретил еще один казак, посмотрел на нас насмешливо, затем открыл двери и пропустил в комнату.
В ней стоял богато сервированный стол. Кроме нескольких лакеев с переброшенными через руку белоснежными салфетками, в комнате никого не было. Двери в соседнюю комнату были приоткрыты, и оттуда доносился звонкий женский смех и басовитый голос мужчины. Вскоре двери раскрылись настежь, и нас пригласили войти. Три рослые девицы, голые по пояс, вызывающе уставились на нас.