Потрясающий мужчина
Шрифт:
Как же мне это забыть? Вряд ли Анжела так изменилась за три года, что я ее не видела.
— Ситуация изменилась, — веско заметил Бенедикт.
Во всяком случае, мне чрезвычайно любопытно увидеть Анжелу на следующей неделе.
10
Каждый день в районе пяти часов, когда Нора выходила из своей комнаты после дневного отдыха, я спрашивала ее, что купить. Я умышленно спрашивала ее об этом каждый день, чтобы она заметила, насколько полезно мое пребывание в доме. Нора всякий раз
Вместо благодарности Нора заявила Бенедикту, что у меня транжиромания, новая женская болезнь. В одной журнальной статье она вычитала, что многие женщины с радостью бы хранили в своих шкафах до двадцати шуб и ста шляп. Жизнь мужчины, имеющего жену-транжироманку, подобна аду. Я читала такие статьи, они встречаются в каждом втором иллюстрированном журнале. Но у меня нет ни одной шубы, и мне она не нужна! И кто сегодня носит шляпы?! Бенедикт тоже только посмеялся над ужасами, которые рассказывала его мать.
Несмотря на мощное сопротивление Норы, мне шаг за шагом удалось сломить ее оборону. Хотя она и буркнула неодобрительно, что семга — ненужная роскошь и дешевая маринованная селедка ей больше по вкусу, однако с нескрываемым удовольствием ела именно семгу. С огромным аппетитом она уничтожала и самый дорогой печеночный паштет, сообщив при этом, что Бенедикт обожал его в детстве. Но позже он мне объяснил, что таким паштетом его никогда не кормили, всегда давали только дешевую ливерную колбасу.
Джемы, которые мы теперь ели на завтрак, одержали победу над Нориными самоделками. Я покупала только самые лучшие сорта: малиновое желе с малиновым ликером, старый английский апельсиновый джем с «Гран-Марнье», можжевеловый джем с джином и джем из киви. Нора пришла в такой восторг от киви, что даже предложила попробовать его Мерседес. Та заявила, что она, естественно, знает этот пикантный экзотический конфитюр по фешенебельным отелям, в которых она останавливалась со своим ненаглядным. Но баночку все же прихватила.
И уже в третью субботу проживания в доме мы приучили Нору к мысли, что субботние вечера будем проводить вдвоем. Бенедикт повез меня в ресторанчик к итальянцу, которого мы тут же окрестили «наш итальянец». В воскресенье у Бенедикта не нашлось времени прогуляться с Норой по местам своего детства, ему пришлось помогать мне разбирать шкаф и снова собирать его в коридоре. Правда, он перекрыл на десять сантиметров дверь моей комнаты, но Нора настаивала, чтобы шкаф стоял в коридоре и она имела доступ к своей коллекции. Остальную мебель она благосклонно разрешила отнести в сарай.
Так незаметно и постепенно упрочивались мои позиции.
После обеда, во время трехчасового отдыха Норы, когда она болезненно реагировала на любое звяканье ведра, я читала проштудированные ею иллюстрированные журналы из кладовки или коллекционные экземпляры из шкафа о монакской принцессе. Я пришла к выводу, что совершенно безразлично: недельной давности журнал, годичной или десятилетней. Всегда одно и то же. Я, естественно,
Так я открыла неожиданные параллели между Грейс Келли — она же принцесса Грейс — и мной. Когда Грейс Келли было столько же лет, сколько мне, она уехала из дому и перебралась к своему избраннику. Так же, как и у меня, у Грейс были трения с сестрой мужа. Той тоже все казалось недостаточно изысканным. Старшая сестра принца Ренье, принцесса Антуанетта, брюзжала по поводу родственников Грейс: эти американцы будут вести себя за княжеским столом как дикари — в ресторане, чтобы показать официанту, что не хотят вина, они переворачивали бокалы и ставили их на стол! Особенно сестрица возмущалась отцом Грейс Келли, потому что тот всем подряд дарил почтовые марки с изображением своей дочери. Поначалу Грейс так же, как и я, страдала от нелепостей придворного этикета. Нора была нашей заведующей протокольным отделом. За завтраком она читала нам вслух газетные новости. Бенедикт сказал мне, что вовсе не слушает ее. Но разговаривать мы тем не менее не могли.
Нора целиком и полностью взяла на себя заботу о вещах Бенедикта. В ванной комнате она разложила его туалетные принадлежности по неведомой мне системе. Если я что-то переставляла, она тут же восстанавливала свой порядок. Свои вещи я всегда складывала в мешочек. Нора считает, что весь беспорядок в доме — от меня. Согласна: от ремонта много мусора. Но я все непрестанно выскребаю! И именно поэтому ремонт продвигается так медленно. Надо бы сначала все отремонтировать, а потом прибрать, но это бы вызвало скандал. А я не хотела провоцировать Нору.
В сущности, я была рада, что Нора не любила подолгу со мной разговаривать. Придя из школы, она подробно сообщала, что они с Меди ели у грека. Рассказывала, как Меди посадила винное пятно на свою шелковую блузку от «кутюр», подаренную ее ненаглядным, или разбила невообразимо дорогую, изготовленную вручную вазу — опять же подарок ненаглядного. Словом, всякую чушь. О школе она никогда не говорила. Когда Нора в обнимку с портфелем исчезала в своей комнате, я нисколько не сомневалась, что она разгадывала там кроссворды или читала правдивые рассказы о женщинах, которых холят и нежат мужчины.
Конечно, Норе — немолодой одинокой женщине — невесело наблюдать за нашим счастьем. В ее жизни не было будущего, одно только прошлое. Собственно, ее можно бы пожалеть. Если не считать возвращения сына, у Норы в сентябре была лишь одна хорошая новость: в последнее воскресенье она сняла самый большой помидор месяца. Он весил в точности семьсот пятьдесят пять граммов, но был ничуточки не вкуснее остальных.
В противоположность Нориной вся моя жизнь настроена на перемены. Дядя Георг, правда, до сих пор не сообщил, когда сможет взять меня на работу. Но не имело смысла торопить его, пока я не управлюсь с ремонтом. Еще так много предстояло сделать.