Потусторонний. Пенталогия
Шрифт:
Я ждал. Нетерпеливо, посекундно теряя остатки терпения. Злился, наблюдая за вежливым и неспешным разговором Карима с хладными. У меня было ощущение — они не закончат говорить никогда.
Наконец Элайни встала из-за стола — короткий прощальный кивок и мысленное послание для меня:
"Следуй за мной".
Мы вышли из дворца на дикий, свирепый мороз. Снег под ногами не просто хрустел, а трещал и лопался как стекло. Элайни была в легком струящемся платье. От вида ее мне становилось ещё холоднее, я затянул капюшон куртки на голове, закрыв рот и подбородок так, что остались одни глаза. Потянулся энергией
— Куда мы идем? — спросил я Элайни.
"К источнику".
— Зачем нам к источнику?
"Она тебя ждёт"
Я остановился.
"Кто ждёт? Марана?" — мысленно спросил я у неё.
Губ Элайни коснулась легкая улыбка, она окинула меня сощуренным взглядом.
"Ты ведь сам все знаешь", — она кивнула, призывая двигаться дальше.
Какое-то время мы шли молча. Я не мог сейчас думать о Маране и о том, зачем хладная ведет меня к источнику. Интересовало меня совсем не это.
— Арни, — начал я. — Вы знаете кто он?
"Знаю, — раздался спокойный голос в моей голове, — и о тебе знаю. Ты носишь его настоящее имя. Ты его одолжил или забрал навсегда?"
Вопрос меня разозлил.
— Всего бы этого не случилось, если бы вы сразу вернули его семье.
Элайни молчала, продолжая идти.
— Почему вы не вернули его на материк? — резко остановившись, с горечью в голосе повторил я вопрос.
Элайни тоже остановилась, сочувственно улыбнулась:
"Ты сам знаешь ответ. На материке его бы убили. Но теперь ему ничего не угрожает. Верно?"
Я молчал. Элайни кивнула, приглашая продолжать путь.
— И что я должен теперь делать? — неуверенно начал я. — Забрать его на материк, рассказать, что он настоящий Азиз Игал?
Губ хладной снова коснулась тонкая улыбка:
"Ты сам знаешь, как правильно поступить".
Я молча злился. На Элайни, на Арни, на Зунара, из-за которого я стал Азизом. Но на самом же деле я прекрасно понимал, что это глупо. На самом деле ни на кого-то конкретного я не злился, а, скорее, на судьбу-злодейку, что поставила меня перед таким непростым выбором. Я не знал, как поступить. Я очень хотел поступить правильно, но в таком случае я и сам всего лишусь. Да черт, меня ведь за такое и казнить могут или души лишить. Я ведь самозванец! А если дело дойдет до повторного теста ДНК? Тогда сразу станет ясно, что я просто самозванец, а еще и темный ракта. Черт!
— Ему здесь будет лучше, — жестко сказал я.
"Верно, — Элайни посмотрела на меня с сочувственной улыбкой: — он не знает, каково на большой земле, поэтому будет всегда считать, что здесь ему лучше, чем там".
— Да не будет ему здесь лучше! — с горечью воскликнул я. — Что это за жизнь такая: в пещере? А на улице, как в морозилке! И что его тут ждёт? — уже тише добавил: — Он последний наследник богатого древнего рода. Ему здесь не место.
"Тоже верно, — Элайни не смотрела в мою сторону, — мы живём куда дольше вас. Арни вряд ли сможет завести здесь семью и прожить полноценную жизнь. Он обречен на одиночество".
— Ты издеваешься? — в конец разозлился я. — Почему ты со всем соглашаешься?
"Я не могу влиять на твоё решение. Ты должен сам сделать выбор. И какое бы решение ты не принял, оно будет правильным".
Впереди показался
"Ты должен войти один", — Элайни остановилась.
Какое-то время я нерешительно топтался на месте, глядя на чернеющий вход в пирамиду. Терялся в догадках, думая о том, что ждёт меня внутри и почему я должен войти один. Какие-то странные мысли крутились в голове в этот миг. Словно я знал, что, стоит мне войти — и моя жизнь изменится навсегда. И даже не сама жизнь — я изменюсь. Как объяснить это чувство, ни моя чакра головы, ни разум не находили ответ. Да и устал я искать ответы. Одно я точно знал — весь мой путь, вся жизнь, начиная с того момента, как я попал на Хему, вела меня сюда, к этому месту. Я зашагал вперёд.
Задрал голову, вглядываясь в серое полярное небо — полярный день длится полгода, а по ощущениям уже давно за полночь. Я чувствовал спиной, как Элайни провожает меня взглядом. А впереди тьма входа в источник манила неизвестностью.
Здесь шакти своей мощью пронизывала все вокруг: столько энергии, столько силы, как нигде на Хеме.
Я шагнул внутрь, внезапно стены вспыхнули синими неоновыми символами. Пол под ногами также засиял неоном, стоило только ступить. Было так тихо, что я слышал биение собственного сердца. А впереди виднелось далекое сияние источника. Он дышал теплом, он манил и звал.
Словно заворожённый, я шел к источнику. Не знаю, откуда, но я знал, что нужно делать. Я начал раздеваться, складывая одежду в угол, она мне пригодится после.
У источника холода я совсем не чувствовал. Тепло, исходившее от него, согревало, тянуло окунуться, как притягивала теплая ванная после долгой прогулки на холоде.
Словно в трансе я шагнул в источник. Тишина, покой, расслабление. Я чувствовал себя как бы закутанным в вату, будто я и сам был из ваты. Лёгкость и безмыслие.
Шакти пронизывала каждую клетку, энергия беспрепятственно текла по каналам, поглощая меня и возрождая каждую секунду. Словно пульсирующее солнце во мне. Вспышка блаженства, затем затишье и покой — и снова вспышка блаженства. Точно я ощущал пульс самого мироздания.
Вдруг все изменилось. Я и так был ослеплён светом источника, а тут вдруг и вовсе вспыхнуло так, что, казалось, мне мгновенно выжгло глазницы, хотя и боли я не ощущал. А затем меня поглотила тьма.
Дух перехватило. Дыхание спёрло в груди, ибыло ощущение, что я задыхаюсь. Меня куда-то уносило на ошеломительной, сумасшедшей скорости. И только я собрался запаниковать, как все резко стихло.
Гора Меру, селение презренных у реки Шишира
Хижина, сколоченная на скорую руку, не спасала от сквозняков. Сквозь дыры в крыше то и дело просачивалась вода во время дождей. Лачуга больше походила на сарай для скотины, чем на жилье. Небольшое помещение, где, кроме кровати и стола в углу, больше ничего и не помещалось.
В хижине всегда было сыро. Даже в тёплую погоду здесь было неуютно. Каждую ночь становилось все холоднее, близилась зима, и Амалии приходилось укрыватьсявсем, во что можно было укутаться. В ход шла любая ветошь, обрезки, лоскуты, которые Амали старательно сшивала в одно полотно.