Поваренная книга Мардгайла
Шрифт:
Запах заполз в рубку и окутал главный пульт корабля.
Звездолет лихорадило. В коридоре топотали ящерицы. Где-то в стенах угрожающе пели на три голоса мнемодатчики.
— Сладок кус не доедала! — дружно вопили они а-капелла, намекая на пустые баки.
Не нравились капитану эти полуживые, почти живые и недоосознавшие себя механизмы. Но что поделаешь — на человечество наступила эпоха гуманизированной техники. С ее появлением на Земле сразу же откуда-то появились радетели за права всей этой псевдожизни. Интересно, где они были раньше — по свалкам ундервуды да арифмометры собирали? Причем по своей непримиримости «анимехи» далеко и кучно переплюнули «зеленых». Теперь
За спиной капитана раздался чавкающий звук, словно собака глодала кость — это не выдержала электронная душа корабля, уловившая запах щей через систему вентиляции. Капитан торопливо захлопнул дверь, чтобы ненароком не нарушить поправку «О неправомерном искушении псевдоживого существа недостижимым гастрономическим наслаждением».
«Кончается топливо. Что делать? Надо заправляться. Где?»
Топливо кончалось уже неделю, и капитан всю неделю ломал голову над тем, как раздобыть пять тысяч тонн алямезона среди окружающей пустоты.
Никодим Шкворень вдумчиво погрыз ноготь: «Странно, еще позавчера топлива было на два дня. Сколько же его тратится на километр пути? А время разгона от нуля до ста? А ведь скоро ЕУ да ТО… Впрочем, о чем я?»
Пульт слабо всхлипнул.
— Ша! — гаркнул Шкворень, возвращаясь в командирское кресло. Он уже придумал, что надо делать. — Стажера Матюхина в рубку! — рявкнул он в переговорную трубу.
В ответ из трубы вылетело облако пыли и раздалось носоглоточное «есть!»
Запах щей кружил по рубке, раздражая вкусовые сосочки капитана. Капитан стоически крепился и шевелил усом.
Сидевший в теплых недрах пульта полуразумный силурийский клоп Феофан, однажды занесенный сквозняком в недра звездолета и недурственно в оных обосновавшийся, втянул в себя два миллиарда молекул запаха. Демонически расхохотавшись, клоп вылез из щели и забегал среди клавишей и тумблеров.
Глаза капитана удивленно расширились и полезли на лоб, сминая брови. Рука его стала лихорадочно хватать несуществующий у левого бока эфес бластера. Бластер был у правого бока. Среди кнопок бегал мерзкий насекомый — так говаривал дед Шквореня, в бытность свою ассенизатор при холерных бараках — что было чудовищным нарушением всех правил гигиены, а главное — субординации, так как касаться ногами пульта было привилегией исключительно капитана Шквореня.
Кухонные запахи пробудили в клопе дикие инстинкты, восходящие, видимо, к древней инсектоцивилизации, проигравшей борьбу за планетарное доминирование человеку. Все знают этот шедевр, висящий в Третьяковке слева от входа между ночной амфорой Патрокла и чучелом пришельца, препарированного по ошибке на заре первых контактов: художник Репей Коврига, батальное полотно, 6x9, позолоченный багет, недорого. «Апофеоз инсектоцида». Крошечный, коленопреклоненный дрожащий клопик, жалобно глядит вверх, а над ним на фоне неясных далеких руин и столбов дыма, восстает из-за горизонта громадный, попирающий землю человек с веником из стеблей клопогона мусорного в руке.
Клоп начал точить зуб.
— Покатаюся, поваляюся, Кешкиной кровушки попивши, — бормотал он скороговоркой о своих каннибальских замыслах.
Капитан, цепляя носком правого ботинка пятку левого, стащил его и двадцатью двумя точными ударами по кнопкам наголову разбил наглого клопа. Брызнул дорогой одеколон. «Впрочем… — Шкворень принюхался. — «Шипр», что ли? Вырождаются кровососы. Раньше все больше курвуазье был, или, на худой конец, бренди».
Шкворень
Автопилот, чьи камеры смотрели и внутрь рубки тоже, знал могучую неуправляемую натуру капитана и пока терпел это безобразие.
А тем временем звездолет рассекал Вселенную. В связи с этим у него кончалось топливо. Поэтому Никодима Шквореня взяла тоска. И тогда он запел на всю ивановскую:
— Замучен тяжелой неволей!..
Шкворень нахмурился и замолчал.
«Нельзя же так! В самом деле, надо взять себя в руки», — подумал он и неожиданно вслух продолжил:
— На обед обычно подавали тушеные мозги с горошком. Шкворень гулко глотнул, снял ноги с пульта, нервно забарабанил пальцами и, чтобы отвлечься, стал рассуждать логически: «Чьи мозги? Кто обедал? Что подают «необычно»? Что ел… э-э… о чем думал тот, чьи мозги теперь подают? Ничего же не понять!»
— Звали, капитан? — раздался за спиной жизнерадостный голос. Капитан, забыв убрать с лица очередную рожу, обернулся. Стажер Матюхин, по прозвищу Недолей — так его окрестили после трагического вмешательства непредсказуемой гравитации системы трех солнц в процесс разливания некоей субстанции по рюмкам, — поперхнулся и схватился за косяк. По его лицу (я имею в виду, конечно, стажера, а не косяк) сменяя друг друга, пронеслись несколько выражений, как то: гримаса атавистического ужаса, неописуемое желание бежать за валерианкой и бромом, извиняющаяся улыбка вроде «я ошибся дверью», ответная рожа и, наконец, готовность к любым приказам и уставной оскал типа «гы».
В общем, парень справился.
Капитан мрачно сообщил:
— Для тебя есть задание. Топливо на исходе. Реактор пуст как… как я не знаю что.
Нашарив каблуком нужную кнопку, капитан вдавил ее в пульт вместе с соседними. Вспыхнул экран.
— Смотри сюда, тараканья немочь, — попросил он. Стажер преданно вытаращился. Панибратская манера капитана общения с техникой его восхищала.
На экране среди звезд кувыркалась шишковатая картофелина.
— У нас по курсу загадочный объект Синяк № 2. Заметь, не фингал, не гематома, именно синяк. Похоже, это астероид. Усек? Не рубероид, не анероид и не гиперболоид. Произведи разведку на предмет наличия топлива. Напоминаю, нам нужен алямезон. Уловил? Не лямбда-зонд, не патесон и даже не франкмасон, а именно алямезон. Ну, — он посмотрел в вытаращенные далеко по Уставу глаза Матюхина, — все ясно?
— Все!
— Что все?
— Ясно!
— Тогда исполняйте.
Стажер лихо козырнул (капитан едва успел увернуться) и вдарил галопом по коридору. Как лошадь, ей-богу!
Капитан не удержался и состроил одну из своих коронных рожь — рачий глаз, на что киберпилот совсем обиделся, корабль вильнул и пол ударил капитана в лоб. Мнемодатчик пробубнил: «Гиена ты, Шкворень, вот и все».
И голодный киберпилот отключился.
Капитан не обратил на это внимания. Он знал, что в электронный мозг корабля вмонтирована чья-то занудная душа, впрочем, довольно честная и работящая, а главное — отходчивая. Через час все обиды будут забыты. Душа эта была любопытной и в свободные от работы часы почитывала в корабельной библиотеке «Жизнь животных» Брема. Почему не рыб или насекомых — неизвестно, но звериные эпитеты сыпались из динамиков обильно. Причем упоминание фауны было отнюдь не только в ругательном контексте. Желая похвалить, корабль мог ласково назвать капитана Шквореня орлом двуногим, или, скажем, моллюском жемчуженосным.