Поваренная книга волшебной академии
Шрифт:
На мгновение мне показалось, что мой живот наполнился льдом. Я почти не думала о родителях с тех пор, как они выставили меня из дому, но сейчас меня снова окатило страхом.
— Не знаю, — глухо ответила я. — Должны быть по месту регистрации.
— Они уехали, — произнес Холланд. — Полицейский инспектор сообщает, что нового места жительства не сообщили и уезжали в явном страхе за свою жизнь. Вы точно не знаете, где они?
— Не знаю, — прошептала я. — Но это был не страх, мирр ректор. Это было облегчение.
Они
Джон
После обеда я напомнил себе, что сегодня все-таки суббота. Выходной, который должен быть даже у ректора академии. Но, вернувшись в ректорскую часть замка, я внезапно обнаружил, что понятия не имею, чем заняться для отдыха.
Не отправиться ли в Веренбург? Посидеть в каком-нибудь кабачке над кружкой хорошего темного пива, заглянуть в театр — что там, интересно, дают в Малом королевском? Я вдруг подумал, что слишком долго сидел в академии, словно угрюмая старая сова в дупле. Надо выходить в мир не только для того, чтобы посмотреть, как Майя Морави расправляется с чудовищами, не понимая, как именно это делает.
Почему-то от мысли о Майе мне сделалось не по себе. Внезапно захотелось пойти в ту комнатушку, которую отвели для магической бомбы, и запечатать ее навсегда. Нет бомбы — нет проблем.
Я осадил себя: девушка, в конце концов, не виновата в том, что с ней произошло. И никому ничего плохого не сделала. Ладно, решено: все мысли об академии и бомбах задвигаем в самый дальний угол, одеваемся стильно и прилично, как и подобает джентльмену моих лет и положения, и отправляемся в Веренбург. Любая пьеса, пусть даже самая дурацкая, потом приличное заведение с хорошей кухней, а там видно будет.
Но моим планам не суждено было сбыться. Когда я переоделся и вышел в коридор, то первым же делом наткнулся на Анжелину Хольцбрунн, и настроение, которое было относительно ровным, немедленно превратилось в скверное. Анжелина вела практические занятия по магии проклятий, отрабатывая заклинания на манекенах, была внучкой настоящей феи и поэтому обладала просто сокрушительным очарованием. Вот и сейчас, глядя на ее прелестное личико, словно вылепленное великим скульптором, золотые волосы, уложенные в причудливую прическу и слишком глубокий вырез платья, я невольно ощутил волнение.
На Анжелину нельзя было смотреть с холодной головой и равнодушным сердцем. Не было такого мужчины, который отверг бы ее чары: я пока умудрялся устоять, но с каждым разом у меня получалось все хуже.
— Мирр ректор, — мурлыкнула Анжелина. В коридоре никого не было — здесь предпочитают не отираться просто так. Тонкие пальчики кокетливо пробежали по моей груди, Анжелина улыбнулась настолько нежно и соблазнительно, что я с трудом сдержал ответную улыбку. На миг мне почудилось, что с ее губ мягко слетел лепесток огня, и все во мне дрогнуло,
— Миррин Анжелина, — произнес я, понимая, что служебный роман — то, что мне нужно меньше всего. Когда-то мой отец не имел ничего против, скажем так, свободных отношений с привлекательными коллегами, но я работал в академии не за тем, чтобы кого-то укладывать в постель.
С точки зрения Огастаса Холланда я был идиотом. Ну что ж.
— Куда-то собрались, — констатировала факт Анжелина. — Там отвратительная погода, Джон, а я сварила отличный глинтвейн. Как насчет переместиться в место поприятнее?
Она не кокетничала, она сразу брала быка за рога. Я мысленно прикинул, какие выгоды Анжелина захочет извлечь из нашего союза: я, разумеется, должен буду продвинуть ее на кафедре проклятий от ассистента до заместителя заведующей, про такие пустяки, как премии, повышение заработка и стажировки в лучших академиях планеты, уже не упоминаем. Анжелина никогда не была хрупкой барышней, которая мечтает о нежных чувствах: если она чем-то занималась, то исключительно ради своей пользы.
Если ей будет выгодно, то она и черта соблазнит.
— Терпеть не могу глинтвейн, — ответил я и вдруг обнаружил, что уже обнимаю внучку феи: мои руки мягко лежат на ее талии, от Анжелины веет теплом и чем-то таким, от чего волосы начинают шевелиться на голове. Феи это те еще стервы: не родился еще мужчина, который способен остаться равнодушным перед их очарованием.
Анжелина могла бы подарить мне самое высшее, самое утонченное наслаждение — но я понимал, что за него придется заплатить. Слишком много и слишком дорого.
— Пустяки, у меня есть ханнское вино. Поможешь открыть? Там всегда капризные пробки.
Я все-таки смог убрать руки с девичьей талии, сделал несколько шагов в сторону и подумал, что это похоже на бегство. Как говорил мой отец при жизни, не стоит удирать от своего счастья, но я точно знал, что это не оно.
— В другой раз, миррин Анжелина, — ответил я, и в это время на лестнице послышались легкие шаги. Кто-то поднялся, свернул было в коридор, но, заметив нас, ойкнул и задал деру. Судя по запаху выпечки, я понял, кто это был, и мое настроение окончательно сделалось угрюмым.
Анжелина улыбнулась, похлопала меня по плечу так, словно была не соблазнительной барышней, а сорванцом, своим парнем. Я нахмурился, чувствуя, как привычное недовольство жизнью поднимается из глубины души. Само положение обязывает меня брать от мира все, что я сочту нужным — так почему я этого не делаю?
— Ладно, Джон, я еще сварю нам глинтвейн, — пообещала Анжелина и решительным быстрым шагом направилась к лестнице. Она двигалась, словно танцовщица: смело, плавно, покачивая бедрами так, что мысли невольно уходили в ненужную сторону.