Поваренная книга волшебной академии

Петровичева Лариса

Дорожка вывела меня в ту часть сада, которую занимали фруктовые деревья, такие же, которые росли у бабушки. Вот вендинская груша с узловатыми ветвями и мелкими сладкими плодами, которые идут на варенье, вот яблоня сан-зан с красноватыми ветками, вот тоненькие вишни — на ветках висят капли дождя, словно причудливые украшения. А вот и королева всех садов — халевинская яблоня, ее крупные сладкие яблоки можно хранить до весны, а само дерево не теряет листвы до холодов. Я подошла к дереву, усыпанному глянцево сверкающими багровыми листьями — среди облетевшего

сада оно смотрелось как-то тревожно, словно с ним что-то было не так.

Но это же академия. Что тут может быть не так? Ректор никогда не допустит, чтобы со студентами случилось что-то плохое.

Я провела ладонью по скамье. Надо же, совсем сухая. Наверно, в хорошую погоду здесь проводит время та девушка, которую обнимал ректор Холланд — сидит под яблоней, любуется природой. Ну и я сяду. Опустившись на скамью, я подняла голову к багровым ветвям и вдруг увидела яблоко — круглое, темно-красное с золотыми штрихами на кожице, оно так и просилось в руки: сорви, откуси, и рот наполнится прохладной сладкой свежестью.

И я откусила. А потом пришла тьма.

Глава 6. Яблочные дольки и чистильщики

Джон

Сигнал тревоги поступил из академии как раз в тот момент, когда Пайви, умелая прелестница из «Зеленого огонька», с томным вздохом соскользнула с меня и вытянулась рядом — прильнула, как кошечка, почти мурлыкала, всем своим видом показывая, насколько ей хорошо в моей компании. Несколько мгновений я лежал, словно медуза, выброшенная на берег: да, в «Зеленом огоньке» сногсшибательные цены, но оно того стоит.

— Ну как, мирр ректор? — спросила Пайви, заглянув мне в лицо. — Есть во мне магия?

«Тем, кого ты полюбишь, всегда будет больно и плохо, — я в очередной раз вспомнил слова Огастаса, но если раньше они царапали меня, то сейчас почти не вызвали дискомфорта. — Лучше займись наукой. Займись академией, которая всегда будет твоей. И не трать время на глупое и мимолетное».

Жизнь показала его правоту. Для души я оставил работу, а для тела вполне хватало таких прелестниц, как Пайви.

Но сегодня что-то было не так — и я не мог понять, что именно. Во мне будто бы ворочалось старое, давно забытое чувство, и пыталось отыскать выход.

— Немного есть, — я приобнял девушку, прикидывая, не повторить ли все через пару минут, и меня укололо в висок.

Беда. В академии случилось что-то плохое.

Напомнив себе, что в замке полным-полно опытных магов, способных справиться с любой бедой, и у меня нет причин для того, чтобы нестись туда, не застегнув штаны, я расплатился с Пайви и, одевшись, нырнул в червоточину в пространстве. Она выплюнула меня в саду академии и, сделав вдох, я уловил тонкие нотки яда — серевер, драконья слизь.

Волосы шевельнулись на голове, в животе шевельнулся ледяной ком. Драконов здесь не водится, значит, серевер кто-то принес, и это явно предумышленное убийство. Только этого нам и не хватало для полного счастья — и я, кажется, знал,

кого именно здесь хотели убить.

Я отстранил перепуганных студентов, что столпились, разглядывая то, что произошло, прошел к Блюме, который склонился над девушкой, лежащей под яблоней, и устало вздохнул. Майя Морави, конечно. Тут можно было ждать чего-то другого? Чуть поодаль валялось надкушенное яблоко — должно быть, его обмазали слизью, а Майя откусила кусочек.

Как в сказке. Хорошо, что Блюме приволок с собой целую сумку лекарств — не придется оживлять Майю поцелуем.

— Попытка отравления, мирр ректор! — отрапортовала Анжелина: сейчас она ассистировала Блюме и рассматривала Майю так, словно сию минуту хотела утащить на стол для вскрытия и поглядеть, что у нее внутри. — Бедняжка откусила яблоко, а оно было смазано серевером. Как думаете, кто тут хочет ее смерти?

— Понятия не имею, — хмуро ответил я. Все это меня раздражало: и энергия Анжелины, и посеревшее лицо Майи, и то, что в академию проник убийца. Казалось, до моей спины дотрагиваются невидимые ледяные коготки: от этого хотелось обернуться и посмотреть, нет ли врага за спиной. — Надо проверить запасы в наших лабораториях. Под подозрением все, кто имеет доступ.

— Все на месте, — торопливо сообщил Ричард Дженкинс — подбежал, заглянул через плечо Блюме. — Запасы серевера нетронуты. Я… я сразу же бросился проверять, когда…

Дженкинс выглядел расстроенным и обиженным. Даже его рыжие лохмы поблекли — весь он сделался мельче ростом, а лицо, обычно похожее на морщинистую репу, налилось румянцем. Я дотронулся до его плеча, и Дженкинс устало вздохнул.

— Вас никто не обвиняет, Рик, — сказал я, и в это время Майя шевельнулась на земле. Дрогнули ресницы, пальцы на левой руке сжались в кулак и разжались.

Дрянное дело, дрянное. Я вновь ощутил прилив раздражения и злости. Кто-то решил расправиться с Майей Морави — значит, ему известно, что она может делать. Неудивительно: о том, как она вчера расправилась с харваруном, говорит весь город — и все знают, куда именно ее забрали и почему. Либо отравитель из числа студентов и преподавателей, раз имеет доступ в академию, либо он зашел сюда со стороны — а значит, у нас дыры в системе безопасности, и надо взгреть мирра Шелти: он отвечает за то, чтобы мы жили спокойно, а спокойствия нет, и не предвидится.

— Жить будет? — уточнил я. Блюме кивнул, выпрямился и, махнув своим добровольным помощникам из числа четверокурсников, указал на Майю: они быстро развернули носилки, положили ее на них и понесли в сторону замка. Тусклый взгляд Майи беспомощно скользнул по моему лицу, словно она хотела спросить, за что с ней так поступили.

Мне нечего было ей ответить, и от этого раздражение усилилось в несколько раз. Анжелина задумчиво рассматривала яблоко, и над ее головой кружили искры — она анализировала отравленный плод и яд в нем, и я мельком подумал: повезло же ей иметь сногсшибательную внешность и цепкий холодный ум. Блюме отряхнул ладони и сказал: