Повелитель и пешка
Шрифт:
От перепуганных трепыханий Обра проснулась Нюська, села и, конечно, первым делом схватилась за голову.
– Ой, а где…
– Что где? – решил поразвлечься Обр. – Берег вон, никуда не делся. А если ты Морского змея ищешь, так он уплыл уже. Как тебя увидел, так сразу и слинял. Я, говорит, таких тощих не жру.
– Где мой платок?
– А, платок… так он того, развязался и улетел. Морской старухе обновка будет.
– Ой, а как же я теперь… – и смотрит с таким ужасом, будто осталась не без платка, а без головы.
– Ладно, –
Дурочка шутку не поддержала. Вцепилась в мятую тряпку и принялась торопливо наматывать на голову. Обр наблюдал за этим без особого одобрения.
– Слышь, а зачем все это?
– Что зачем?
– Платки эти ваши. Городские девки хоть кружевные носят, прозрачные, а по деревням все до носа закутаны – от семилетних до семидесятилетних.
– Ну как же без платка-то, – рассудительно возразила успокоившаяся Нюська, прищурилась на солнце из-под руки, поглядела на берег, тщательно разгладила полотняные складочки. – Без платка никак нельзя. Вдруг кто из Хортов заметит.
– Ну и что?
– И украдет. Схватит и увезет в проклятое Укрывище.
Обр поперхнулся. Что бывает с теми, кого привозят в Укрывище, он знал очень хорошо. Не всем так везло, как Германовой Катерине. Ох, не всем.
– Хорты властны над телом и душой своих холопов, – надменно вымолвил он, – а тебе и вовсе поздно заматываться.
– Почему?
– Потому. Я Хорт, и я тебя увез.
Нюська наморщила лобик, призадумалась, чинно уселась, прикрыв подолом босые ноги, поглядела на Обра.
– А ведь верно…
Подумала еще немного, строго сведя тонкие бровки, вздохнула печально.
– Только неправильно все это.
– Что неправильно? – зевнул Обр
– Все. Я думала, все не так будет.
– А как надо-то? На коне тебя воровать? Мешок на голову, перекинуть через седло? Придушить еще можно для верности.
– Нет. Зачем воровать? Я думала, будет так. Вот сижу я на крыльце… или нет, лучше иду по улице… А навстречу он.
– Кто?
– Мой жених.
– Какой еще жених? – безмерно удивился Обр.
– Такой. Высокий и статный. Волосы светлые, глаза синие-синие.
Обр, смекнувший, что это все одни девичьи глупости, хрюкнул, но от смеха все-таки удержался. Впрочем, Нюська, вся в мечтах, ничего не заметила.
– И вот подходит он ко мне, берет за руки и говорит: «Наконец-то я тебя нашел. Больше ничего не бойся. Для тебя я сделаю все, что захочешь».
В этом месте Обр не выдержал и все-таки заржал в голос.
– Где ж ты таких видела? – спросил он, едва переводя дух.
– Нигде, – покорно согласилась дурочка, но ручонки стиснула, а глаза стали круглые и вроде уж мокрые.
– «Сделаю все, что захочешь!» Ха, как же! Все вы, бабы, захребетницы. Только о том и мечтаете, чтоб из мужиков веревки вить и жилы тянуть.
Истину эту поведал Обру Маркушка, а Маркушка редко бывал не прав.
На это дурочка ничего не ответила, лишь пристально
Обру вдруг стало обидно. Подумаешь, белые волосы, синие глаза.
– Я за тобой не бегал, – зло бросил он, – сама навязалась. Сидела бы лучше дома, ждала своего красавца.
– Они бы тебя убили.
– Тьфу!
Опять двадцать пять. Однако крыть было нечем.
Он тихо выругался и потянул из-под лавки полупустую торбу. Оставшиеся ватрушки были разделены по справедливости. Две Обр взял себе, две сунул Нюське. Она пыталась всучить ему третью, но он гордо отказался, хотя вполне мог съесть и третью, и четвертую, и пятую. После еды стали слипаться глаза. Он попробовал помочь горю, перегнувшись через борт и поплескав в лицо морской водой. Водичка оказалась обжигающе холодной. Такая убьет в два счета, быстро и верно, как стрелы Хромуши.
К несчастью, умывание помогло ровно на пять минут.
– Поспи, – сказала Нюська, – ведь всю ночь просидел.
– Ночь – волчье время, – проворчал Обр, растянулся на дне лодки, под голову сунул пустой мешок, накрылся плащом и тут же заснул.
Проснулся он бодрым, хотя спал не очень долго, и зверски голодным. Напился, тщательно заткнул бочонок, чтоб не пропало ни капли драгоценной влаги, свирепо потряс мешок, надеясь извлечь какие-нибудь завалящие крошки. Нюська, поглядев на это дело, принялась выбирать тянувшуюся за кормой веревку. Вскоре из воды показалась сетка, полная рыбы.
– Вот. Обед.
– Ну и как ее… Где мы тут костер разожжем?
– Ее сырую можно. Многим даже нравится, если с солью.
Соль в лодке припасливого Гладыша, конечно, нашлась. Обр сел у правила и принялся наблюдать, как Анна ловко потрошит рыбу, нарезает тонкими ломтиками.
– Далеко еще до того креста?
– При таком ветре завтра к вечеру будем.
День был яркий, хотя по небу с запада на восток тянулись ряды облаков, то и дело закрывали солнце. Летучие тени скользили по воде, которая то вспыхивала, то погасала, делалась тусклой и серой.
– Хорошо бы пристать где-нибудь на ночь.
Моря Обр не боялся, но предпочел бы хоть немного побыть на чем-нибудь таком, что не швыряет тебя поминутно то вверх, то вниз.
– Не… Я же говорила. До самого креста сплошные скалы. Крест на то и поставлен, что, мол, приставать можно.
– Все-то ты знаешь. С чего тебя только подурушей прозвали?
– А я нечуй-траву искала.
– Чего-чего?
– Ну, трава такая. Не знаешь, да? Растет на дальних островах, где никто из людей не бывал. Там, за окоемом. По осени вянет она, ветер ее срывает и носит по воздуху. Может и в нашу сторону занести. Кто найдет ее, тот будет ведать погоду, повелевать ветрами. Все по его приказу будет: и дождь, и вёдро. Захочет – шелоник подует, захочет – полунощник.