Повелитель и пешка
Шрифт:
– Что-то я не слыхал, чтоб у нас в Усолье такие водились. То есть колдунов-погодников полным-полно, только пользы от них – кот наплакал.
– Ту траву найти очень трудно, потому что она, как от корня оторвется, становится невидима. И найти ее сможет только слепой, да и то если прямо на нее босой ногой станет. Тогда ему все и откроется.
– Так ты ж не слепая.
– А я глаза завязывала и после осенних бурь по берегу ходила, искала. Днем работать надо было, так я ночью.
– Босая?
– Босая. Все думала: вот буду
– Не нашла?
– Не, не нашла. Мне уж потом сказали, что она только слепым от рождения открывается.
– Значит, ты зимними ночами босая гуляла по берегу, да еще и глаза завязывала. Да… Такое в Малых Солях нескоро забудут. Быть тебе подурушей веки вечные.
– Да я тогда и вправду немножко не в себе была. Только ты меня не жалей. Дурочкой быть хорошо.
– Правда, что ли? – невнятно пробормотал Обр, запихивая в рот кусок рыбы.
– Ага. Вот люди рассказывают, жила-была одна дурочка, не то у нас, в Малых Солях, не то в Белых Камнях. А другие говорят, что и не у нас вовсе, а где-то под Новой Крепью.
– Угу. Верю. Дурочек везде сколько хочешь.
– И вот нагадали ей, когда она еще девчонкой была, будто выйдет она за князя, княжеского сына.
– Хм.
– И будто придет тот князь за ней на новой лодье с красным парусом.
– Вранье. Красных парусов не бывает.
– Не бывает. А она поверила. Каждый день ту лодью ждала, все на море глядела.
– Пока не померла от старости, – бодро предположил Хорт, обсасывая косточки.
– Нет! – торжественно заявила Нюська. – Она дождалась!
– Ух ты!
– Ранним утром приплыла большая лодья под красным парусом, сошел на берег прекрасный князь, княжеский сын, и говорит…
– Чего он ей сказал, я уже знаю, – не стерпел Обр, – дальше что было?
– Ничего. Он ее увез.
– Угу. И выкинул в первом же порту, или просто отправил на корм рыбам, или продал кому-нибудь.
Нюська посмотрела так, будто у него внезапно прорезались лосиные рога вкупе с кривыми волчьими клыками.
– Ты совсем глупый, да? Вовсе ничего не понимаешь?
В ответ Хорт только улыбнулся и положил в рот последний кусок рыбы.
– Не, я умный. Я точно знаю, благородные на деревенских дурочках не женятся. Никогда.
– А сам женился! – запальчиво возразила Нюська.
– Иначе они бы меня убили, – проговорил Обр тонким противным голосочком. Он и сам не знал, зачем дразнит глупую девчонку. Так, от скуки.
Скучно было нестерпимо. Ветер по-прежнему дул ровно, понемногу усиливаясь. Ряды облаков сомкнулись в одно сплошное серое поле, из которого по временам побрызгивал легкий дождик. По правому борту все тянулся скалистый берег с белой полоской пены, которая издали казалась совсем безобидной. Но даже неопытный Хорт понимал, что близко лучше не
Нюська помалкивала, хмурила бровки, косилась обиженно. От скуки Обр вырезал на лавке крест, потом стрелу, принялся было вырезать родовой герб Хортов, но тут девчонка заверещала: «Беляки прямо по носу!» Пришлось хвататься за правило, огибать невесть откуда взявшиеся скалы, верхушки которых в облаке белой пены едва торчали из воды. К скалам от берега тянулся длинный мыс, похожий на корявую руку. После него береговая линия резко пошла к югу.
Стемнело. Но настоящего мрака не было. Так, сероватые сумерки. Часы ночного бдения и плащ снова поделили по-честному, на двоих. Но, конечно, дурочка и не подумала его будить. Пригревшийся возле нее Хорт спал крепко. Проснулся только под утро, попытался припомнить, каким образом его голова оказалась на Нюськиных коленках, высунулся из-под плаща. Небо вновь было ясным, солнце еще не взошло, но над берегом поднималась, сияла цепь розовых, золотых огней.
– Это че такое? – забеспокоился он. Непонятного Обр не любил. Все непонятное могло быть опасным.
– Горы, – сонным голосом отозвалась Нюська, – я давно уж смотрю. Белые горы. В Усолье их не видно, хотя говорят, наши горы – отроги этих.
– А светятся почему?
– Сказывают, там, на верхушках, снег лежит и никогда-никогда не тает. Это он от солнца такой.
– Дура! Солнца-то нету.
– Это для нас нету. А там, на горах, вовсю сияет.
Скоро солнце поднялось и для темных скал и холодных волн Злого моря. Горы потускнели, погасли.
На завтрак пожевали подсоленной, слегка завялившейся рыбки. Запили невкусной стоялой водицей.
– Меньше полбочонка осталось, – озаботилась Нюська.
– Ты ж говорила, к вечеру у креста будем.
– Кто знает. Это же Злое море.
Так начался второй день. Очень скоро небо опять затянуло. Ветер нынче был какой-то неровный: то вовсе стихал, то задувал так, что снасти стонали как живые. Обр сидел у правила, поглядывал то на небо, то на далекую цепь горных вершин и, наконец, решился растолкать Нюську, прикорнувшую у мачты.
– Слышь, не спи. С погодой что-то не то. В случае чего я один не справлюсь.
– Тогда давай разговаривать, – сонно хлопая ресницами, согласилась Нюська.
– Ну, расскажи еще чего-нибудь.
– Про что рассказать-то?
– Давай хоть про горы эти.
– Про горы… А смеяться не будешь?
– Нет. Ври в свое удовольствие. Только занятно ври.
– Ладно. Там на горах, на белых снегах живут снежные птицы – Лебединые девы.
– А что они там делают?
– Летают.
– Со скалы вниз головой?