Повелитель корней
Шрифт:
После чего свекровь, не прощаясь, удалилась. Так же бесшумно, как и появилась.
С ней у Любавы отношения складывались очень непростые. Поначалу искрило настолько сильно, что едва брак не расстроился. Эту женщину раздражало, что ее сын взял в жены варварку. Пусть даже красивую да белокурую и бледнокожую. Не спасало даже личное участие Марка Аврелия и дела, которые их семья стала с ним вести.
Но так длилось недолго.
Вмешался муж, то есть, свекр и после полученного от него нагоняя, свекровь сбавила обороты. Все ж таки интересы семьи взяли верх над личной неприязнью.
Воспитывая, как она сама говорила.
Сестра же Беромира уже давно желала ей СТОЛЬКО… хм… добра, что и не пересказать. И желательно такого, чтобы быстро не сдохла и подольше помучалась. Но тоже держалась и приветливо улыбалась, прекрасно понимая и свое положение, и обстоятельства. Так что об их вежливые улыбки в иные дни, казалось, можно было порезаться, как, например, сейчас. Вон — Любая глянула свекрови в спину, ласково, а та аж поежилась, словно ее туда ножом ткнули, несильно…
[1] Римская либра 327,45 грамм, так что десять таких либр это 3,27 кг. То есть, что в районе 8 русских артиллерийских фунтов (по 409,512 г) или 6,68 французских артиллерийских фунтов, если смотреть на ориентиры 1800 года.
[2] Денарий к сестерцию шел как 1 к 4. То есть, 11 млн. сестерциев — это около 2,75 млн. денариев. Денарий содержал в те годы около 2,847 грамм серебра, что соответствовало 115 монет из одной либры (327,45 грамм) и без малого восемь тонн серебра общего вклада. Это очень приличная сумма. Самые богатые люди тех лет располагали капиталами в 40–60 миллионов сестерциев, большая часть из которых имела форму недвижимости.
Часть 1
Глава 5
171, берзень (март), 18
— Тяни! Тяни давай! — раздался гулкий голос. — Еще раз!
— Куда?! Куда тянешь?!
— Тяни! Что у тебя мухи в руках елозят?!
— Я тебе сейчас руки переломаю! Куда тянешь?! Сорвешь же!
Берослав же стоял за углом и прикрыв глаза, слушал, наслаждаясь жизнью, которая там била ключом. Судя по всему, газовым. Но это было прекрасно…
Когда в 167 году князь впервые взял себе учеников, то через год так и не увидел прогресса их развития. Слишком сырой и неподготовленной являлась «заготовка». Максимум, на что он мог рассчитывать — тупое повторение по строгой инструкции. Желательно с ритуальным оформлением вплоть до карго-культа.
Жуть, да и только.
Но потом, потихоньку, ситуация стала меняться.
И вот теперь, по истечении нескольких лет по сути индивидуального обучения эти ребята уже находились на уровне этакого усеченного техникума.
Читать-писать-считать умели.
Основы физики и химии знали, равно как и естествознания в целом. Ну и про обработку железа Берослав им рассказал достаточно. Закрепив на практике их понимания разных технологий. Да не просто так, а буквально на их глазах создавая разные приспособления, опираясь на
Конечно, не железом единым.
Да и не все, несмотря на изначальное желание, к нему тянулись. Но двадцать три крепких ремесленника он все же получил с теоретической базой прямиком из XX, а местами и XXI века. Ну и навыками подходящими да умениями.
И вот они-то и ругались.
Чинили одно приспособление. Сами. Без его участия. Берослав же все чаще и чаще давал им такие задания. Получалось у них так себе. Но они пытались. И, что немаловажно, с каждым новым заходом, самостоятельно пробуя решить сложную техническую задачу, ученики продвигались вперед. Прокачиваясь.
Даже отдельные обсуждения разумные проводили.
Иногда.
Слишком уж медленно у них открывались глазки, образно говоря. Из-за перестройки и переформатирования мышления, на что, очевидно, требовалось намного больше времени…
Параллельно здесь в Берграде удалось создать целый производственный комплекс, если вообще такое можно говорить о, в сущности, кустарном, ремесленном производстве. Каковым все это являлось по меркам даже XX века, не говоря уже про XXI. Хотя для местных реалий этот комплекс выглядел настоящим космосом.
Все выстраивалось вокруг нижнебойного водяного колеса, стоящего на Оршице, частью перегороженной. Это позволяло снимать мощность около тридцати — тридцати пяти лошадиных сил.
Приблизительно.
Колесо приводило в движение насос, который цеплял воду из той же реки и «закидывал» ее в водонапорную башню. Что позволило колесо с насосом разместить за стеной, не ослабляя защиты города.
Так вот.
Резервуар кирпичной башни наполнялся. И питал по необходимости разные механизмы. Например, струйный насос тромпы[1], обеспечивающий хорошее дутье: равномерное и довольно сильное. Оно позволяло питать и каталонский горн, который в доработанном виде подменил более примитивную кричную печь, и два кузнечных горна для ковки, и три персидские печи и так далее. Не все сразу, но двух-трех потребителей такой насос мог вполне обслужить.
Оттуда же — из водонапорной башни питали водяные колеса на прокатном стане, двух механических молотах и на мялке волокна для бумаги. Правда, колеса достаточно странные, у которых вместо лопаток имелись короба на поворотных шарнирах, куда вода и наливалась. Сверху. Чтобы снимать максимум полезного действа с как можно меньшего расхода.
Те же молоты из-за этого имели конструкцию, нетипичную для обычных решений под привод водяным колесом. Боек ходил вертикально, бегая по направляющим между двух стоек. И поднимался выступами на колесе. Причем, переставляя упор на молоте, можно было регулировать высоту его подъема и, как следствие, силу удара.
Наступил на педаль — вода пошла. И молот начал работать.
Убрал ногу с педали — все остановилось. А качающаяся гребенка подалась вперед, заблокировав возможность падения молота вниз. На какой бы стадии подъема он ни остановился.
Одновременно, разумеется, одна относительно небольшая водонапорная башня запитать все механизмы не могла. Просто «силенок» на колесе не хватало, да и емкости накопителя. Но даже в таком виде польза от подобного привода получалась невероятная.