Повелитель снежный
Шрифт:
Лишь с приходом лета жаркого, смогла я на ноги подниматься, воодушевленная тем, что услышала отголоски голоса любимого и долгожданного.
В себя приходить стал Повелитель мой, силу свою возвращая и меня заставляя жить не смотря ни на что.
Только дышать совсем тяжко было.
Убивала меня жара летняя, когда пряталась в доме я от лучей солнца палящего, выходя только ночами темными. Словно сова жила я, к ночи просыпаясь и начиная делами заниматься по дому, да во двор выходя.
Жалея меня, бабушка и окон не открывала, чтобы жару в дом не впускать, а когда
И все чаще казалось мне, что голос его слышу, но слишком далекий и призрачный, чтобы слова различать, и этому всей душой радуясь, что очнулся он и время летнее на убыль пойдет скоро!
Тяжелее всего в июле было мне, когда солнце летнее достигло высоты своей, землю лучами согревая, и всю душу выжигая мою жаром своим, отчего дышать не могла я, то и дело водой ледяной себя обливая и метаясь во снах своих днем удушливым.
Так тяжело, что казалось, будто жизнь вся моя уходит по крупицам собранная, поэтому пряталась за шторами темными я, и лишь глубокой ночью из дома выходила, будто вурдалаком стала.
Но помня слова Повелителя снежного о брате своем, не вынесла муки и пошла к реке, чувствуя, как от каждого шага ноги мои подгибаются, словно вот-вот упаду я.
И ведь бояться должна я, что едва не утонула в водах реки этой, а так мучилась, что и это уже не страшило меня, когда на берег тяжело опустилась, едва дыша и опуская одну руку в воды темные ночные, прошептав:
– …тяжело мне, Дунаюшка…словно погибаю я.
И страшно от мысли этой, что не переживу лето долгое и так и не увижу любимого своего.
Стала вода в реке подниматься медленно, на берег выходя, и меня водами своими окутывая, словно обнимает меня кто-то, но и тогда страшно не было мне, потому что так измучилась я, что ко всему готова была.
Даже испугаться не успела, а в голове своей слышу голос незнакомый.
Не такой низкий, как у Повелителя моего, но такой приятный, словной ручей журчит водой родниковой, душу успокаивая и мысли убаюкивая:
– Воздуха побольше набери, Дарина, и дыхание задержи, как сможешь.
Так и сделала я, блаженно глаза закрывая и чувствуя, что водой меня в реку уносит, но аккуратно так и бережно, что и пугаться не хочется, даже когда под водой оказалась я вся и смокнулась она над головой моей, тело омывая свежестью, и словно силы мои возвращая.
И ведь не чувствую холода я, а знаю, что вода холодная, поэтому и хорошо мне так, как если бы на снегу белом и пушистом лежала бы, потому и легко каждой волосинке, каждой ресничке черной, словно заново родилась я после мучений.
Так легко и свежо, что руки в воде раскинула, голову запрокидывая и наслаждаясь тишиной и покоем воды, которая удерживала меня, не давай вверх уплыть и не пытаясь затянуть в пучину, словно и правда обнимал меня кто-то руками своими заметно и невесомо.
Открыла глаза свои в воде и вижу, что не одна я.
Словно пред собою вижу лицо, что в воде почти прозрачное и если бы день был, то и
Так вот какой ты, брат младший Повелителя моего снежного, Дунай, царь воды живой и океанов.
Рассматривает он меня с интересом, руками своими держа осторожно, и словно укачивает в колыбели, а я улыбалась ему, всей душой благодарная за то, что оживил он меня, не дав сгинуть на жаре, что даже ночью тело мое терзало.
– Спасибо тебе, Дунаюшка, - прошептала в воде пузырьками, что на поверхность плавно полетели вместе с дыханием моим, а он улыбается и головой кивает, когда снова голос его в голове своей услышала:
– Приходи, Дарина, и не бойся ничего. Ни в одном мире никто не обидит тебя больше. Скоро брат мой очнется, и вместе вы будете. Недолго уже осталось.
Я бы и обняла его, если бы могла, когда дыхание стало заканчиваться и руки меня на поверхность подняли аккуратно, на берегу посадив, а в толще воды темной блеснули чешуйки золотые, которые в глубине спрятались.
Лучше мне стало, словно родилась я заново, слыша, что скоро Повелитель мой силу свою соберет и очнется, тогда и лето страшным быть перестанет, как только голос его услышу, пусть даже далекий и глухой, когда на другой стороне мира был он, под камнем, что во снах своих я видела, и все бежала к нему по земле обжигающей, чтобы обнять и от жара убивающего спрятаться, зная, что никто меня тронуть не посмеет, когда рядом он.
С того дня так и ходила я ночами украдкой к Дунаю, чтобы в водах холодных силу свою найти, разговаривая с братом Повелителя своего в те короткие минуты, что в воде находиться могла, задержав дыхание. Полюбила я его за то, что любимого моего только он касаться мог, мне подобно, и что весточки от него приносил, душу мою успокаивая, надежду вселяя на то, что все хорошо у нас будет.
К сентябрю, когда на убыль солнце пошло и стал голос Повелителя моего слышаться, я твердо на ногах стояла уже, радостная и дрожащая в предвкушении встречи скорой…одно только меня пугало и болью в сердце кололо – чем сильнее и веселее я становилась, тем больше бабушка моя любимая сникала, словно силы все свои теряла, и вот уже с постели почти не поднималась, от еды и воды отказываясь, и лишь глядя на меня глазами печальными, словно прощалась.
Как оставить ее смогу?
Как уйду вслед за Повелителем, когда сердце мое кровью обливалось при виде слезинок тихих, что на ресницах белых дрожали?
Не могла сказать ей, а сама про себя думала, что как только очнется Повелитель мой, уж он то придумает, как нам быть, чтобы бабушку с собою взять можно было. Думала, что не откажет он мне в просьбе моей единственной, и знала, что бабушка полюбит его сердцем всем, как только увидит, ибо злом он не был, как в сказках она мне рассказывала.