Повелители Владений
Шрифт:
— Я слушаю тебя, — сказал Ферендир.
— Когда-то мы с Серафом были очень похожими друг на друга, — начал Дезриэль. — Очень много лет назад. Задолго до того, как тебя принесли в храм. Мы оба были полны надежд, ко всему открыты и всем помогали. В то время как другие наставники муштрой и суровостью часто отталкивали от себя послушников и ожесточали их сердца, мы с Серафом славились пониманием. Мы были требовательными учителями, но все же подбадривали учеников, налаживали с ними связь, объясняли, что хотя чувства не должны брать верх над альвом, однако при определенных обстоятельствах они могут принести пользы не меньше, чем познания в геомантии и искусство владения боевым молотом.
В то время
— Искателем Знаний?
— Неудивительно, что ты никогда о них не слышал, — с легкой грустью сказал Дезриэль. — После истории с Мендориной в храме было решено никого больше не обучать пути Искателя Знаний. Со временем кто-нибудь в результате упорной учебы мог развить в себе нужный талант, но мы решили сознательно не помогать этому. Если сами не народятся, то так тому и быть.
— Я так ничего и не понял!
— Дело в том, что мы все разрываемся между желаниями Тириона и желаниями Теклиса, — сказал Дезриэль. — И ты это прекрасно знаешь.
Ферендир кивнул. Еще бы, послушникам в храме объясняли эту прописную истину в самом начале обучения. Первые из люминетов — просвещенный Тирион, Повелитель Света, и его брат, великий маг Теклис, Хранитель Таинств, — воплощали две в равной степени животворные противоположности, заложенные в каждом альве. Тирион олицетворял силу, чистоту и вдохновение — то есть активное и деятельное начало, а его брат Теклис — утонченную вдумчивость и погруженность в себя, созерцательное начало. Оба начала считались равноценными и не могли существовать друг без друга, однако из их противостояния как раз и возникали силы и склонности каждой отдельной личности. Руническая мандала Хиша-Мхенса — одна из величайших, самых могущественных и почитаемых святынь люминетов — изображала борьбу этих противоположностей и указывала путь к их примирению и к гармонии.
Однако Ферендир знал, что полная гармония существовала разве что в сказках. В храме учили, что большинство из живущих всегда сильнее склонялось в ту или иную сторону: к началу Тириона или Теклиса. Зачастую вся жизнь альва проходила в борьбе с противоречиями своей натуры, в поисках недостижимого равновесия.
— Искатель Знаний, — продолжал тем временем Дезриэль, — от природы умеет уравновешивать в себе стремления Тириона и Теклиса. В отдельные периоды одно из начал может временно преобладать, но суть Искателя Знаний — гармония. Редкий альв способен достичь такого состояния — и это означает, что он наделен огромной силой.
У Ферендира мороз пробежал по коже. Почему же слова Дезриэля так его тронули? Встречал ли он кого-нибудь похожего на Искателя Знаний? Мог ли помыслить, что такие альвы в принципе существовали?
— Мендорина была как раз такой, — пояснил Дезриэль. — Внутри нее тоже происходила определенная борьба, но в спокойном состоянии ни одно из двух начал не брало верх. Эта девушка была прирожденным Искателем Знаний и нуждалась только в правильной подготовке, чтобы достичь уготованных ей высот. К сожалению, Мендорине было нелегко сохранять гармонию — подчас внутренняя борьба грозила ей гибелью.
— Ничего не понимаю. Ведь если она была от природы одарена…
— Представь себе длинную доску, уравновешенную на опоре. Если положить что-нибудь тяжелое на край доски, он перевесит — так поступает большинство из нас: мы нагружаем доску с одной стороны и чувствуем себя уверенными и спокойными, когда один край перевешивает и упирается в землю. Те же, кто родился Искателем Знаний, естественным образом оказались посередине
— И что же случилось с Мендориной? — спросил Ферендир.
— Мендорина тоже боролась, — ответил Дезриэль. — Когда созерцательная вдумчивость угрожала учебе, послушница, наоборот, начинала действовать бесшабашно, порой в ущерб самой себе. Когда же агрессивная часть ее натуры ставила под угрозу отношения с друзьями и даже чьи-нибудь жизни, Мендорина уходила в свои мысли, мучилась от самокритики и неуверенности в себе. Все мы понимали, что она среди нас самая способная, но нетерпеливый и одновременно замкнутый характер не позволял ей смириться с поступательным развитием и медленным ростом. Сераф к ней особенно благоволил, питал какой-то благоговейный восторг. Я думаю, втайне ему хотелось увидеть, чего может в конце концов достичь уравновешенное существо, ведь сам-то он совсем не такой. Мой друг всеми силами подбадривал и поддерживал Мендорину. Когда та сомневалась в себе, боялась неудачи или не видела пути к дальнейшим достижениям, он пытался развеять ее сомнения и внушить веру в свои силы.
Он так старался, потому что любил ее — как любят собственное дитя, как учитель любит одаренного ученика, как отчаявшийся в своих силах фанатик-неумеха любит пророка, способного творить подлинные чудеса. Сераф старался всему обучить Мендорину, дать ей все необходимое, чтобы потом, когда все наши ожидания оправдаются, она в благодарность поделилась бы и с ним своей мудростью.
Но Мендорина так никем и не стала. Раздраженная постоянными неудачами, она попыталась доказать, что чего-то стоит, и решила пройти последнее испытание задолго до того, как стала к нему готова. Она убежала ночью из храма, пересекла хребет, поднялась на склон, где испытывали послушников, погребла там себя в неглубокой яме и стала ждать реакции горы.
Мендорина была не готова к последнему испытанию и, по сути, недостойна его пройти. Она пошла на гору без понимания и должного смирения, и гора не удостоила ее своих даров. Девушка умерла до того, как мы ее нашли.
Ферендир пришел в недоумение и воскликнул:
— Как же это возможно? Ведь ты сам сказал, что Мендорина была такой способной!
— Нереализованные способности — ничто, — ответил Дезриэль. — Щедро одаренная Мендорина подверглась последнему испытанию слишком рано, а сама не знала, чего хочет, и была психически не готова. Все ее способности обратились в пыль — навеки! — потому что она попыталась одним махом решить сложную и требующую кропотливой работы задачу. Сераф так себя и не простил. Он до сих пор уверен, что сам вдохновил Мендорину на поспешный поступок и виновен в ее гибели. Полагает, что, если бы вел себя с ней строже, она никогда не решилась бы играть со смертью.
Ферендир покачал головой и спросил:
— Но почему Сераф никогда мне об этом не рассказывал? Тогда бы я его понял!
— Потому, — наклонившись поближе, негромко ответил Дезриэль, — что он не хочет обременять тебя своим стыдом, страхом и горем. Он же наставник! По его представлению, это он должен быть сильным и нести свое бремя, а ты, послушник, крепнешь и растешь именно потому, что он оберегает тебя. Сераф не расскажет тебе, Ферендир, о том, что думает, ибо считает, что тем самым выкажет слабость, недостойную учителя, который любит своего ученика.