Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
А это непростительно. Поэтому – пусть я лучше получу от Вас внушение за превышение полномочий, но этим будут сбережены тысячи людских жизней. Это самое главное на войне.
– Голубчик, – обнял его за плечо Брусилов, – в этом главная тягость нашего ремесла – посылать людей на смерть. Но, что поделаешь, на войне, как на войне. И без жертв и крови обойтись невозможно.
– Да, Ваше Высокопревосходительство, – вновь перешёл на официальный тон Каледин.
Но самое страшное, если только этим и оправдываются потери. Они, рядом начальствующих лиц, вводятся
Он сжал кулаки так, что они побелели и продолжил:
– А раз так – то и волноваться нечего. Война всё спишет. А я не хочу, Алексей Алексеевич, не хочу, чтобы меня матери убитых проклинали лишь за то, что я… слишком снисходителен к нерадивым начальникам.
Брусилов понимал, что Каледин прав, но так действовать он уже не мог. Без оглядки на последствия. Да и аксельбант генерал-адъютанта Государя не давал той свободы в действиях, которая была органично присуща Каледину. Условности и неписаные законы того круга, в котором он вращался, сдерживали его от подобных проявлений характера и воли.
И он, тяжело вздохнув, позавидовал характеру, воле и напору молодого командующего.
– А что, – и Брусилов неожиданно даже засмеялся, – дерзайте, Алексей Максимович! Вы же знаете установившееся и одобренное свыше негласное правило – военному вождю, в первые месяцы правления, прощается всё.
Но Вы уж, голубчик, всё намеченное в первый месяц свершите, чтобы я один раз отчитался перед Государем.
И уже стайной завистью, повернувшись к Каледину, еле слышно произнёс:
– А я вот – не смог, Алексей Максимович. Видел ведь, принимая армию, всю эту ничтожность, а терпел. Как же – не принято, вроде, своих однокашников ущемлять в чём-либо. А двое из начальников дивизий – со мной начинали, с юнкеров.
Да разве только это? Многое, Алексей Максимович, видел, душа не смирялась, а вот действовать столь радикально, как Вы – не мог.
Испортил свой характер и душу с той поры, как стал ко двору ближе. Да, видать, ничего уже не изменить.
И заключил:
– Я очень на Вас рассчитываю, Алексей Максимович.
К слову, со вчерашнего дня – Вы – Член Военного Совета фронта. Поэтому видеться будем часто, и я во всём, где могу Вам быть полезным – Ваш покорный слуга.
А уже через несколько дней на Военном Совете фронта обсуждались первые намётки плана военной кампании на весну 1916 года.
Сам народ, впоследствии, этим ожесточённым сражениям даст звучное название – Брусиловский прорыв.
Хотя, если уж быть честным, то именоваться он должен Калединским прорывом, ибо ведомая им 8-я армия сыграет в действиях фронта самую решающую роль.
Каледин проявил свой характер уже на Военном Совете 14 апреля 1916 года, где в присутствии Государя и союзников, заявил прямо и не двусмысленно:
– Ваше Императорское Величество!
Очень прискорбно, что мы, обсуждая план летней кампании года, действуем не сообразно интересам России в первую очередь, а лишь в соответствии с принятыми стратегическими решениями союзников по Антанте.
Я полагаю, что в этом заключается
Государь, если мы в этой кампании не будем видеть и последовательно отстаивать интересы Империи – Россия, в конечном счёте, проиграет.
– Так было уже не раз, – и он повернулся к представителям армий союзников, – когда Европа разрешала свои интересы, не сообразуясь с интересами России и исключительно за её, то есть – наш счёт.
При этих словах союзники загудели, а Николай II опустил голову на руку, да так и застыл.
Штабные чины, в особенности Алексеев, начальник штаба Ставки, побагровел и уже неотрывно смотрел на дерзкого командующего.
Но Каледин, не дрогнув, продолжил:
– Я считаю, Государь, возлагать выполнение задачи весенней кампании только на Северный и Западные фронты – ошибочно.
– Да, Ваше Высокопревосходительство, – Каледин повернулся к Алексееву, – ошибочно.
И будет иметь самые роковые последствия, так как противник, обладая прекрасными коммуникациями, легко сможет перебрасывать резервы на угрожаемые направления.
Действия же нашего фронта не только окажут существенную помощь Западному фронту, отвлекая на себя значительную часть сил противника, но и облегчат участь итальянцев, которые исходят кровью от дружного натиска австро-венгров.
И ещё, Ваше Величество, я твёрдо убеждён, что противник не даст нам такого длительного времени на подготовку войск к наступлению.
Поэтому мы должны быть готовы к действиям незамедлительно.
Алексей Алексеевич Брусилов поддержал своего подчинённого.
В его выступлении на Военном Совете прозвучали аргументированные доказательства истинности суждений командующего 8-й армии.
Николай II, скрепя сердце, всё же прислушался к доводам Брусилова и Каледина, а не Алексеева.
Началась подготовка к наступлению.
Каледин, целыми сутками находился в подчинённых войсках.
Терпеливо и вдумчиво, вместе с начальниками дивизий и командирами полков, шаг за шагом, разрабатывал план наступления.
Как всегда сказался огромный опыт военачальника, его находчивость и инициатива.
Алексей Максимович убедил Брусилова – не только в полосе наступления его армии, но и всех армий фронта, определить одиннадцать участков прорыва и добиться значительного превосходства над противником в пехоте, кавалерии и артиллерии.
И такое превосходство было достигнуто: армия Каледина на всех участках прорыва превосходила противника в живой силе в два–два с половиной раза, а по артиллерии – почти в два раза.
4 июня настал звёздный час генерала Каледина. Его армия, а это более ста двадцати тысяч человек, внезапно обрушила на противника шквал артиллерийского огня. Его сила была такой, что средь бела дня не стало видно солнца.