Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы

Азов Андрей Геннадьевич

О моем переводе Барбаруса писал сам автор (напомню, что он был Председателем Президиума Верховного совета Эстонской ССР, – следовательно, обладал высокими умственными данными, – и, окончив Киевский университет, безупречно владел русским языком):

«Перевод исполнен мастерски и точен даже в деталях».

Письмо, на официальном бланке Председателя Президиума Эстонской ССР Варес. Барб., т. А.П. Рябининой, зав. нацредакцией Гослитиздата, от 4 сент. 1946 г.

При этом отмечу, что перевод всей книги мне был поручен по указанию самого автора, знавшего мои переводы

Верхарна. Рецензия «Литгазеты» (31 янв. 48 г.), высоко расценивая поэзию Барбаруса, о качестве перевода не упоминает. В эстонской прессе была безусловно положительная рецензия, отмечавшая, правда, несколько мелких погрешностей. В Эстонии мой перевод переиздан.

О моем Махтумкупи писали:

«Это большой, очень серьезный и высококвалифицированный труд, подымающийся до подлинного творчества. Шенгели разрешил свою задачу блестяще и остроумно… Шенгели с честью выходит из любого затруднения… стремится переводить так, чтобы читатель забыл о самом понятии “перевод”. И это ему удалось…закрыв книгу, я преисполняюсь глубокой благодарностью к мастерству русского поэта».

И. Сельвинский «Литгазета», 5 янв. 46 г.

Выход этой книги отмечен также «Правдой» 22 янв. 46 г.

О моем переводе стихов Лахути лестно отозвался В.М. Молотов; заверенная копия его записки в редакцию «Правды» (конец 1930 г.) хранится у т. Лахути.

ОТСЮДА С НЕИЗБЕЖНОСТЬЮ ВОЗНИКАЕТ ВОПРОС: возможно ли, правдоподобно ли, чтобы переводчик, при наличии стольких незаурядных и общепризнанных удач, работая над любимой вещью, дал вдруг абсолютно «порочный», «неприемлемый» перевод, разучился правильно говорить на своем родном языке, утратил владение стихом и т. д.

Кто этому поверит? Кто не подумает, что, вернее, критик вступил в противоречие с истиной?

Но, быть может, справляясь с Гюго, Верхарном и пр., переводчик не совладал с Байроном? Бывает ведь, что один автор «выходит», а другой «не дается».

Посмотрим, как дело обстоит с Байроном.

Ранее ДЖ я выпустил в двух томах собрание Поэм Байрона, 13 вещей, от «Гяура» до «Острова», отважившись переводом «Шильонского узника» вступить в соревнование с Жуковским.

Этой работе была посвящена обширная рецензия А.В. Федорова, известного переводчика и теоретика перевода, помещенная в ноябрьской книжке «Звезды» за 1940 г. Рецензия эта, к слову сказать, известна Кашкину, цитирующему из нее некоторые частные упреки Федорова мне (240 стр. «Нов. мира», 2 абзац).

Вот что говорит Федоров (и о чем постарался «забыть» Кашкин):

«Издание поэм Байрона в новом переводе, стоящем на уровне современных переводческих достижений, восполняет очень существенный пробел в нашей переводной литературе… Нужно признать: эта большая и ответственная работа проведена Шенгели в целом на высоком уровне, является его бесспорной удачей. Соблюдение всех значимых образов подлинника, сохранение благородной строгости тона подлинника и его эмоциональной энергии, тесно связанной со всеми идейно-социальными устремлениями поэта, передача разнообразия стилистических и образных оттенков оригинала, прекрасная версификационная техника, воспроизводящая сложные метрические и строфические ходы Байрона, – всё это важные достоинства его переводов… Перевод

его оказывается порой слишком точен именно в деталях. Это и похвала, и упрек…»

Далее А.В. Федоров указывает (вполне справедливо) ряд мест, подлежащих исправлению, заканчивая острыми словами: «труд насущно важный, выполнен он талантливо, и мы должны быть благодарны поэту».

Далее появились следующие отзывы:

«Judging by the first volume, this translation of Byron is markedly superior to former translations of the 19 and 20 century». («Судя по первому тому, этот перевод определенно выше прежних переводов Байрона XIX и XX века»).

Moscow news, 22 мая 1940 г.

«К числу редких удач принадлежит и сделанный Г. Шенгели перевод поэм Байрона. Работа Шенгели поражает прежде всего своей добросовестностью. Шенгели не боится быть непоэтичным там, где непоэтичен оригинал; он не боится передать даже трудности оригинала такими же трудностями русского текста. Пресловутая легкость перевода почти всегда означает упрощение… Сличая перевод с оригиналом, мы должны отметить, что переводчик сделал почти невозможное: он почти точно передал содержание Байрона в почти адэкватной форме. “Почти” здесь не упрек переводчику, – это неизбежная утечка… Упорный труд вознагражден стократ: Шенгели правильно понял и прекрасно выполнил свою задачу».

«Литгазета», 25 мая 1940 г.

Еще до выхода первого тома Поэм я читал эти переводы в ССП. «Литгазета» писала об этом:

«Г. Шенгели зарекомендовал себя как культурный и талантливый переводчик западно-европейской поэзии. Естественно, что услышать поэмы Байрона в переводах Шенгели пришло в клуб писателей много поэтов, переводчиков и знатоков творчества великого поэта…

Г. Шенгели, по мнению всех присутствующих, с честью выполнил свою труднейшую задачу. Переводчик показал, что, идя путем точного перевода, можно сохранить и колорит, и музыкальную сочность, и силу интонации оригинала. Это достигается не только талантом переводчика, но и исключительно добросовестным изучением поэта и его эпохи».

«Литгазета», 31 марта 1940 г.

Наряду с этим у меня имеется вырезка из «Известий» от 17/Ш 1942 г., где в очерке П. Никитина «Атака», описывающем один из боев на Южном фронте, рассказано, с цитатами стихов, как перед боем лейтенант читает бойцам байроновского «Корсара» в моем переводе, а после боя умирает, произнося строку оттуда: «Смерть не страшна, коль рядом гибнет враг». Значит, мой Байрон «доходил до широкого читателя» и в такой обстановке, как боевая.

Кроме того я располагаю многими читательскими откликами на эту мою работу; письма хранятся у меня и могут быть предъявлены любой комиссии.

Вот что пишет знаменитый синолог, акад. В.М. Алексеев, изумительно владевший английским языком и знавший Байрона почти наизусть:

«…Ваши переводы сразились с трудностями, которые мне, как влюбленному в Байрона человеку, яснее, чем, может быть, другим. Вы всюду вышли победителем. Я пробовал вчера читать семье вслух “Мазепу” в оригинале и в Вашем переводе: звучало конгениально весьма. Позвольте поздравить с успехом, который, кроме меня, вероятно, констатируют и все другие ценители…»

2/V 41 г.