Повесть и рассказы
Шрифт:
— А что они, прямо так по земле и бегают? — усмехнулся высокий красивый парень, откусывая яблоко. — Ну и что, ну мыши, ну так что?
— Да нет, они не бегают по земле, они висят.
— Как — висят? — удивился высокий и перестал грызть яблоко. — А ну пошли посмотрим, что за летучие. — Он привык быть главным и принимать решения.
Мальчик доверчиво посмотрел на него: высокий почти месяц терпеливо учил его плавать, бережно поддерживал на глубокой воде, пока однажды не выпустил из рук, и мальчик, испуганно таращась и задыхаясь, сам доплыл до места, где большим пальцем ноги уже можно было достать дно. В благодарность
— Да, да, пошли, — сказал он и повел их знакомой дорогой, а они, переговариваясь и смеясь, шумно шли за ним.
Внезапно какая-то тревога остановила мальчика, и он сказал своим спутникам:
— Ребята, только там нельзя шуметь. Это целый город, их там очень много, они не любят шума, они очень пугливые. Надо тихо-тихо постоять и уйти. Ладно? Я недавно прочел в журнале, что они очень древние, как птеродактили, только маленькие.
— А мы их увидим? — спросил парень с ежовой челкой.
— Конечно, — ответил мальчик. — Там темно, а у меня есть фонарик. — Он зажег его, но на ярком солнце свет фонарика вовсе не был виден, и все засмеялись.
Когда надо было спускаться по склону оврага на тропу, ведшую к пещере, он опять предупредил:
— Только, пожалуйста, тихо-тихо. Будем заходить по одному и тихонько выходить, ладно, ребята?
— Ладно, договорились, — сказал высокий и выплюнул яблочную косточку.
Мальчик опять тревожно подумал: «Зачем я их веду?»
Тропа была узкая, и по ней шли гуськом. Вот он, вход в пещеру, знакомый прохладный ветерок.
— Глядите-ка, и правда пещера! — крикнул худенький в хоккейных трусах, и сразу все, толкаясь и спеша, ввалились в ее широкий вход и стали озираться в темноте.
— Куда вы? Куда вы? — испуганно вскрикнул мальчик и попытался остановить их, загораживая дорогу растопыренными руками.
Но они отталкивали его, ощупывали стены и вглядывались, ничего не видя.
— Вы же обещали, — тщетно взывал мальчик, — мы же их испугаем…
— Чего ты пристал! — отбивался высокий. — Ну испугаем. Кого испугаем-то?
— Летучих мышей. Ребята, не надо! Выйдите отсюда.
— Видали? Мышей испугаем! А где они тут? Давай фонарь.
— Не дам, — твердо сказал мальчик. — Не дам, пока вы все не выйдете и будете заходить по одному. Вы обещали!
— Вот еще! Сам привел, расхвастался, а теперь — «не дам». Давай фонарь, слышишь! — сердито потребовал высокий и швырнул в темноту огрызок яблока.
— Ой! — вскрикнул кто-то из ребят. — Она пролетела!
— Кто?
— Мышь, наверное, они тут шебаршат, слышите?
Кто-то опять шарахнулся, отмахиваясь от невидимого прикосновения.
Все выскочили из пещеры, и похожий на ежа предложил:
— Ребята, спички есть? Давай костерок разложим.
— Что вы! — ужасаясь, закричал мальчик. — Нельзя костер, нельзя! Они задохнутся!
— Не задохнутся, вылетят, а мы на них посмотрим, — спокойно ответил высокий.
— Они днем спят, они только ночью летают. Вы же знаете. Вот фонарик, посмотрите с фонариком!
— Не давал, когда просили, теперь не надо нам твоего фонарика.
Как только загорелся хворост и запахло дымом, послышался панический шепот крыльев, странные звуки, похожие на скрип дверных петель. Летучие мыши, косо планируя, потянулись из пещеры, как серое облако, и заметались на
— Перестаньте, что вы делаете! Нельзя! Они живые! Им больно! Они полезные!
Наконец кто-то из ребят вспомнил, что скоро завтрак и надо успеть выкупаться. Усталые, потные, они выбежали на тропу и опять гуськом пошли по ней обратно.
— Совсем с ума сошел, — сказал высокий, вытирая сгибом локтя лицо, — на людей бросается.
…Мальчик остался один. Он стоял, повернувшись к стене, закрыв лицо руками, чувствуя себя предателем. Всхлипывая, он погасил костер, разбросал сучья вниз по склону оврага. Сквозняк быстро выветривал запах дыма. Из угла выполз, хромая на полураскрытых, неловко подвернутых крыльях, маленький летучий мышонок. Мальчик взял тюбетейку, положил в нее трепещущего зверька и опрометью побежал домой. Грязный, пропахший дымом, он положил перед матерью тюбетейку, из нее торчали вялые, скомканные крылья.
— Что случилось? — вскрикнула мать. — Что с тобой?
Тогда мальчик, плача, стал виниться в своем проступке:
— Я их привел… я хотел показать… чтобы они тоже посмотрели… Почему я тебя не дождался?.. Мама, они обещали… они развели костер… они их прогнали… они били их полотенцами… они ползали… они улетали…
И когда мать из бессвязных выкриков сына наконец поняла, что произошло, она, полная доброты и сочувствия, прижала к груди его грязное, заплаканное лицо и сказала:
— Как от тебя дымом пахнет, сынок, прокоптился весь. Пойди умойся, наверное, есть хочешь. Ну, довольно, довольно, ты же мужчина…
1973
ТОНКИЙ ЛЕД
На Невском было трудно думать. Приходилось отвлекаться на перекрестках — смотреть налево, потом направо. Отвлекали люди — шли мимо, обгоняли, выныривали из-за плеча в ту самую минуту, когда удавалось сосредоточиться. Пришлось свернуть на тихий канал Грибоедова, идти мимо Дома книги, мимо больницы Перовской, мимо длинного скучного здания, строгая красота которого неожиданно открылась ей с противоположной стороны улицы, мимо огромных чугунных листьев и цветов, застывших в левых поворотах на решетке Михайловского сада. Здесь на ходу можно было рассуждать в поисках решения. Решать надо было самой. Она уже знала, что, когда о семейных неурядицах рассказывают вслух, они выглядят мелко, пошловато. Она знала, что так называемые страдания ревности надо терпеть в одиночку. Они ни в ком не вызывают сочувствия. Обманутый человек всегда немного смешной.