Повесть, которая сама себя описывает
Шрифт:
А рядом другой дворец — вот этот уже настоящий. Сталинский ампир с массивными четырехугольными и огромными коринфскими колоннами. Кирюше он был виден сбоку, где имелись парные четырехугольные и над ними — огромные полукруглые арочные окна. Да, дворец, но фу, — культуры металлургов! Не угодно ли, — культура-с металлургов! И тут же, естественно, монумент про войну с барельефами уральских рабочих, летчика (или, может быть, танкиста, Кирюша этих вещей различать не умел и не собирался уметь), матроса и солдата, и тут же, конечно, гигантская Родина-мать. Нет уж, такой дворец нам не нужен!
Нет уж, Кирюше
— Ты чего пригорюнился, сирота биробиджанская? — поинтересовался Стива.
— Ах, оставьте меня, глупые люди! — не повернув даже головы, махнул рукою Кирюша.
Олег от столь бестактных Стивиных слов вздрогнул. Ведь действительно Кирилл живет в неполной семье и действительно наполовину еврей! Но, как видим, Кирилл не придал этому никакого значения. Стива тоже это заметил и намекнул более прозрачно:
— Слышь, ты, морда жидовская, кто это здесь глупый?!
Кирюша в ответ на это бесцветным, скучным голосом прочел дразнилку собственного сочинения:
Дурачок, простачок,
Стивушка танцует.
Он надел колпачок
На х… и гарцует.
Стива шумно засопел и сообщил:
— Ага, вот, значит, как! Ну, вставать мне в облом, но когда приедем — с меня за стишок звездюлина, запиши.
Кирилл оживился и, обращаясь главным образом к Олегу, сказал, указывая пальцем на вражину:
— Вот, слышал? Судьба русских поэтов. Зарезали за то, что был опасен! А я и здесь молчать не буду! Да-с, надел — и гарцует!
Стива возразил:
— Да я же не за надел и гарцует, а за дурачка.
Кирюша не сдавался:
— А ты что, скажешь — умный?
А Олег неприлично заржал:
— А про надел и гарцует, стало быть, правда?
Стива неожиданно хлопнул себя по ляжкам и, взволнованно встав с сиденья, шагнул к ним. Но не ударил Кирюшу, а сказал:
— А ну, мужики, подвигайтесь!
Кирюша, возмутившись, стал возражать, что мужики — это которые землю пашут, а в приличной компании пристало обращаться к собеседникам — господа, но Стивин голос показался Олегу столь взволнованным, что он немедленно подвинулся, вжав Кирюшу в стенку вагона. Олег тоже обратил внимание на «мужиков» — обычно Стива называл собеседников чуваками — и подумал, что информация будет незаурядная.
Стива присел и с размаху ударил собственным тазом по кашинскому, таким образом еще более утрамбовал товарищей, так что оба только пискнули.
— Не пищать! — приказал Стива.
И подмигнул.
Кирилл заметил:
— Одному человеку по роже я дал за то, что он мне подморгнул.
Оставшиеся двое товарищей переглянулись и засмеялись.
— Не
— А что такого?
— Ты хоть сам-то понял, че сказал?
— А что такого я сказал?
— Ну ты сейчас сам признался, что ты проститутка.
— Да, я проститутка, я дочь камергера… — запел было Кирюша, но Стива нетерпеливо махнул рукой и, наклонившись немного, сказал:
— Ну вы поняли, где я был?
— Ну и где ты был?
— Я ж тебе еще на улице сказал!
— Что ты сказал?
— Где я был.
— Ничего ты не сказал! Ты сказал «в п…де». Ты в ней, что ли, был?
— Почти.
Олег только пожал плечами: ну как с таким человеком можно вести серьезный разговор? Однако Кирюша, наоборот, чрезвычайно насторожился. Он даже приподвскочил с места и, страшно нахмурившись, спросил Стиву:
— Это как же так понять — почти?
— Как хочешь, так и понимай.
— Как я хочу? Я хочу это понимать так, что ты тут занимаешься какими-то грязными инсинуациями! Говори яснее!
Стива широко заулыбался и демонстративно отвернулся в проход. За окном по-прежнему медленно проплывал хлебозавод, омерзительное дряхлое строение, явно выпущенное не менее ста лет назад.
— Ты чего рыло-то воротишь?! — возопил Кирюша. — Ты рыла-то не вороти, говори толком!
— А че ты орешь опять? Разорался на весь вагон! Ты не у себя в кнессете заседаешь, не х… тут орать! Сиди вежливо и разговаривай.
— Хорошо, я могу и вежливо, но мы ж таки умные люди! Объясните— таки мне, Валегий Падлович, как же так я должен понимать ваши слова? Как это так — почти?
— Ну, накормил.
— Азохен вей! — всплеснул руками Кирилл. — Скажите-ка, он накогмил! Это вже вы сегодня накогмили?
— Слышь ты, жидовская морда, не корчи из себя еврея! Да, сегодня.
— Азохен вей! И кого ж таки вы накогмили?!
— Слышь, ты, не выдрючивайся, — посоветовал Стива. — Ну, Пулемета.
— Ай, молодца! Да не врешь ли ты мне, философ?!
— Вот — вру! Сроду не врал, а тут — вру, — неодобрительно качая головой, проворчал Стива.
Олег все это время только хлопал глазами на беседующих. Он, естественно, совершенно не понимал, о чем идет речь.
Тогда Стива стащил Олега с сиденья, уселся в серединку, обнял обоих за плечи и поведал им любопытнейшую историю его сегодняшнего утра.
Сегодня Стива проснулся один, бля, сам, бля. Проснулся и перданул. На часах одиннадцать, магазины открываются, пора за водкой идти. А х… стоит. Стива включил видик и под кассетку соответствующую затворчик-то и передернул. Бодро соскочил с постели, упал на медвежью шкуру и двести раз отжался. Голый пошел на кухню, а там Клавушка. Она такая — тык, мык, тык, мык, а Стива ей подножку — и на раскладушку. Присунул, понятно. Велел подавать завтрак и пошел в ванную. Пока вода набиралась — еще передернул. Принял ванну, почистил зубы. Надел халат, пошел в столовую. Съел тарелку пориджа, выпил высокий стакан обезжиренного молока. Рыгнул. Клавушка не идет за посудой. Пришел на кухню — она там пол подтирает. Стива сказал ей: «На счет «два» замри, раз-два!» Она как стояла раком с тряпкой, так и замерла. Стива задрал ей халатик, спустил трусишки и снова присунул. Принял душ. Оделся и пошел за водкой.