Повесть о чекисте
Шрифт:
Николай слышал разговор со своим предшественником — высоким немолодым человеком с воробьиной грудью и острым кадыком. Мужчина жаловался, что у него сахарный диабет и он не может служить в доблестной германской армии. Но, протянув ему ручку, лейтенант — старый служака — сердито прорычал:
— Если ты настоящий фольксдейч и ты действительно хочешь победы Германии, подпиши! Если ты, глиста в манной каше, ждешь большевиков, можешь не подписывать!..
Услышав это категорическое предложение, Гефт не разговаривая подписал стандартный
С этим документом Гефт поехал в Стройуправление к баурату.
Загнер прочел бумажку, покровительственно похлопал его по плечу и сказал:
— Я, как майор германской армии, чрезвычайно рад тому, что патриот рейха занял место в строю его доблестных защитников!
Потом, правда не так торжественно, майор пояснил, что с доктором Винергофом он договорился. Гефт будет представлять германские интересы на заводе. Военные занятия он может не посещать, но в качестве военнослужащего германского флота должен носить форменную фуражку и нарукавную повязку с германским орлом и свастикой.
«С этим собачьим ярлыком, — подумал Николай, — в любое время я могу показаться в городе без всяких проверок. Только неприязнь рабочих ко мне станет еще сильней».
С такими нерадостными мыслями он поехал к Лопатто, без особой надежды застать профессора дома. Просто в его распоряжении была машина, и он решил ее использовать.
Эдуард Ксаверьевич оказался дома, сам открыл дверь и проводил его в кабинет.
— Вас, Николай Артурович, интересует судьба завода? — спросил он, когда тот сел в предложенное кресло.
— Признаться, да.
— Прошло всего два дня, — сказал Лопатто, — и, разумеется, я многого сделать не мог. Был на заводе. Положение скверное: насосное отделение затоплено. Я взял пробы воды и сегодня в лаборатории университета сделал анализ — двадцать процентов серной кислоты! Вы знаете, что это значит? Через несколько месяцев завод рухнет. Необходимо срочно осушить грунт. Как раз перед вашим приходом я писал письмо в примарию.
— У вас есть надежда?
— Давайте рассуждать логично. Разобрать оборудование и вывезти в Румынию не представляется возможным. Оставить все без изменения — завод превратится в развалины. А при небольшом капиталовложении можно получить десятки тонн серной кислоты для производства медного купороса. О значении бордосской жидкости для виноградников Румынии я вам уже говорил.
— Вы сказали: «Будем рассуждать логично». Но логос — разум — не всегда в наличии у руководящих деятелей примарии. Несколько тысяч марок в лапу чиновника могут решить дело в пользу акционеров «Решицы», и котельное железо поплывет в Румынию...
— В меру своих сил будем бороться.
— Если ваши усилия окажутся безрезультатными, есть у меня
— Так. Область лирических воспоминаний. Одесский суперфосфатный — второй в моей жизни завод, спасением которого я занимаюсь. В девятнадцатом году белополяки пытались вывезти суперфосфатный завод из Винницы — я был техническим директором...
— Вам удалось завод отстоять?
— Да, удалось, — Лопатто внимательно посмотрел на него, провел согнутым пальцем по усам и, преодолевая неловкость, сказал: — В прошлый раз я ни о чем вас не спрашивал. Не спросил бы вас и в этот... Но вы снова в моем доме... В это смутное время надо знать, кто переступает порог твоего дома... Фамилию вы назвали вымышленную...
— Почему вымышленную? — спросил Гефт, не сдержав улыбку.
— Какой же хохол Гончаренко назовется Артуром? Вы немец?
— А вы что-нибудь имеете против немцев?
— Нет. Я романтик и поклоняюсь Шиллеру, люблю и понимаю Гете... Великие немцы мне близки. Я с уважением отношусь к немецкой технике и научной мысли, если она без примеси расового шарлатанства. Я за Германию и даже Великую Германию, но без...
— Гитлера! — после паузы подсказал Николай.
— Без гитлеризма! Без национал-шовинизма! Без прусской военщины! Без расового превосходства!
— Отличная программа! — улыбнулся Николай. — Я горжусь, Эдуард Ксаверьевич, вашим доверием и, еще немного терпения, отплачу вам тем же. Я не прошу вас уверовать в бесспорность названной фамилии, но хотелось бы, чтобы вы поверили в мое искреннее к вам расположение. — Он поднялся с кресла и, прощаясь, протянул руку.
Лопатто, как и в прошлый раз, проводил его и открыл дверь.
И снова Николай мысленно пожалел, что не сделал вертевшееся на языке предложение. Но чем больше он думал об этом, тем больше убеждался в том, что это преждевременно. Их отношения не созрели для откровенного разговора. Лопатто очень осторожен, и он, Николай, еще ничем не заслужил его доверия. Разговор о взрывчатке профессор мог счесть за провокацию.
Гефт вернулся на завод, позвонил в механический цех и вызвал к себе Рябошапченко.
— Меня беспокоит этот господин из сигуранцы! — сказал он Ивану Александровичу. — Что ему на заводе нужно?
— Точно сказать не могу. — Рябошапченко пожевал губами, усмехнулся и высказал свое предположение: — Судя по всему, подыскивает осведомителей. Вербует, покупает, запугивает...
— А уточнить нельзя?
— Можно.
— Если это поручить Ивану Мындре? Мне кажется, он человек умный и осторожный.
— Мындра справится, — поддержал его Рябошапченко.
— Тогда сегодня же вызови Ивана Яковлевича и дай ему задание. Неплохо бы ему прикинуться эдаким Иваном, не помнящим родства. Вызовут в кабинет Петелина на «беседу», пусть идет. Предложат сотрудничать в сигуранце, пусть соглашается.