Повесть о дружных

Карнаухова Ирина Валерьяновна

И Таня снова упрямо двигалась вперед, увязая в сугробах, борясь с развевающимися полами шубейки, останавливаясь, чтобы перевести дыхание...

Метель кончилась так же внезапно, как началась.

Куда-то дальше улетел разъяренный ветер. Еще дрожа, выпрямились сосны. Ели, освобожденные ветром от своих снежных покровов, расправили усталые сине-зеленые лапы. На чистом небе проглянули колючие холодные звезды. Поземка, слабея, еще крутилась у ног, запорашивая валенки. Вот и она улеглась. Таня вытерла мокрое лицо концом платка, стряхнула

шубейку, осмотрелась и сразу поняла: сбилась с дороги. Во рту стало сухо, засосало под ложечкой.

"Ну, ничего, ничего,- уговаривала она себя.- Я не могла отойти далеко от проселка. Он где-то здесь, совсем рядом. Направо, вон за той сосной.

Уходя в снег по колени, с трудом выдирая из сугробов задубевшие валенки, Таня побрела направо. Но лес там становился гуще, снег глубже, проселка не было.

"Я ошиблась, мне нужно налево",- думала Таня и поворачивала налево.

Сосны равнодушно смотрели на маленькую, петляющую по снегу девочку.

"Только не пугаться, только не пугаться,- убеждала себя Таня.- Сейчас я вспомню, как нужно в лесу находить путь: "Путь нужно находить по звездам, по мху и по годовым кольцам на пнях..." Сейчас я посмотрю, где север, где юг - и найду дорогу".

Таня говорила вслух, чтобы не слышать тяжелой зимней лесной тишины. Звезды не помогли Тане. С трудом нашла она Большую Медведицу, долго всматривалась в начищенный серебряный ковш, но это ничего не сказало ей о дороге. Мох? Годовые кольца? Но где это найдешь под метровым снегом? Раздвигая ветви, Таня где-то потеряла варежку и дышала теперь на правую руку и отогревала ее на груди.

Ноги у Тани дрожали, сердце стучало часто-часто, губы запеклись.

"А все-таки я не боюсь,- говорила себе Таня.- Вот нистолечко не боюсь. Я иду правильно. Ну, еще десять минут, еще полчаса, и я выйду к Холмам".

Луна встала над лесом и залила снег синеватым светом. Она казалась веселой и улыбающейся, эта луна, которая твердо знала свой путь.

И тут Таня испугалась: на белом искрящемся снегу она увидела свою красную варежку! Значит, она кружила на одном месте.

Сразу стало нечем дышать. Девочка прислонилась к сосне, распустила платок.

Она даже не подняла варежку. Больше она не может ступить ни шагу, ни одного шага, ни самого маленького, так и будет стоять под сосной.

Но ведь ее найдут; конечно, найдут. Наверно, Миша сказал Леночке и Власьевне сказал. Они приедут за ней на лошади, и она ляжет в сено и будет спать, спать, спать...

А пока можно посидеть на пеньке. Таня с трудом стряхивает с себя дремоту. Нет, спать нельзя. Если заснешь, замерзнешь. Надо думать о чем-нибудь... Вот... Нюра... бедная Нюра... она больна... она лежит в постели и, наверно, спит, спит, спит... Таня падает с пенька в пушистый снег, подкладывает руку под голову... сосны строго смотрят на лежащую у их ног девочку.

Тревога

Манька вернулась в школу. Ребята уже разошлись. Миша убирал класс,

поджидая Власьевну и Марью Дмитриевну.

На душе у Маньки было беспокойно: сказать Мише или не сказать?..

– Миша,- решилась она,- а Миша...

– Чего тебе?

– Чижик ведь ушла...

– Куда ушла?

– В Холмы, к Нюре...

Миша страшно рассердился:

– Да как же ты ее отпустила! Почему не сказала мне или Саше?!

– Она не велела...

Миша не стал больше расспрашивать, он бросил уборку и побежал вниз к ферме. Может быть, Александра Степановна вернулась, она возьмет лошадь и догонит Таню.

Александра Степановна и впрямь вернулась. Она сгружала сено с дровней и не успела еще распрячь лошадь. Услыхав сбивчивый и взволнованный рассказ Миши, она досадливо сморщилась.

– Уж эта языкатая! Вечно Манька наплетет невесть что. Я как за сеном ехала, домой завернула. Ничего у Нюры страшного. Насморк да кашель. А и жару нету. Зря только подружка к ней побежала.

В это время рванул студеный ветер. Александра Степановна и Миша с тревогой посмотрели на небо.

– Нехорошо!
– сказала доярка.- Ой, нехорошо, метель будет! А девочка одна в лесу. Ты, Миша, иди скажи на ферме, что я уехала; я, может, до метели девочку догоню. И сейчас обратно заверну.

И Александра Степановна повалилась на дровни и погнала лошаденку.

Миша предупредил на ферме доярок и не пошел домой.

Тревожно поглядывая на окна, он помог женщинам раздать корм коровам, почистить стойла, надраил песком подойники. Александры Степановны все не было.

Когда сорвалась пурга, у Миши все стало валиться из рук. Да и доярки работали через силу, вздыхали, прислушивались, то и дело подбегали к двери. И вот послышался скрип полозьев. Александра Степановна, вся залепленная снегом и похожая на снежную бабу, распахнула дверь и прислонилась к косяку.

– Нету девочки,- сказала она хрипло,- нету. До Холмов доехала. Не приходила. Беда!

– Беда!
– откликнулся кто-то из женщин,- ой, беда!

– Что делать?

– Беги, Миша, в школу к заведующей и Лену Павловну предупреди. А вы, бабы, запрягайте Савраску да на конный двор. А я к Ивану Евдокимычу.

И вот на колхозном дворе раздались тревожные, настойчивые удары в рельс.

"Тревога! Тревога! Тревога! На помощь! На помощь!"

Девочка заблудилась в лесу, и вот колхоз поднялся на помощь.

Женщины, на ходу повязываясь платками, выскакивали из домов. Ребята хватались за лыжи.

А от школы, борясь с налетающим ветром, спешила Леночка и Власьевна, за ними с трудом поспевала Марья Дмитриевна.

Разговоров не было. Не было вздохов и суетни. Быстро, деловито запрягли всех лошадей, зажгли фонари, условились и двинулись по проселку в лес. Александра Степановна должна была еще раз доехать до самых Холмов, внимательно вглядываясь в обочины дороги. Леночка и Власьевна поехали с ней.