Повесть о дружных
Шрифт:
Остальные соскочили у опушки леса, оставили у лошадей ребят, а сами с зажженными фонарями двинулись прямо по цельному снегу.
В лес словно слетелись десятки светляков.
Пурга улеглась.
Люди аукались, кричали, наклонялись к каждому кустику, к каждому бугорку.
Лена сидела в санях, осунувшаяся, бледная.
"Не уберегла,- думала она,- не уберегла Чижика, сестренку мою, недосмотрела... Бедная, маленькая моя! Как ей страшно! Одна в пургу. А я-то, я-то сидела в это время в
Леночка до ломоты в глазах всматривалась в лес...
Миша стоял у лошади. Он и сам не заметил, как кто-то сунул ему вожжи в руки, этим самым заставив его остаться на опушке. Невдалеке подпрыгивал на стынущих ногах Петька.
Саша, привязав лошадь к сосенке, взбирался на высокую ель. Тяжелый полушубок и валенки мешали ему. Он с трудом подтягивался с ветки на ветку, устал, вспотел и скинул полушубок. Тот распластался на снегу, словно большая подбитая птица.
– Сашка, ты ничего не видишь?
– Ничего, бело всё.
– Ты смотри получше, под деревьями смотри.
– Смотрю-ю.
По всему лесу раздавались крики, окликали Таню и друг друга. Звенели взятые с собой ботала - коровьи колокольца. Желтые блики от фонарей ложились на синий снег. Но луна и так заливала всё своим светом. И вот женщины стали возвращаться к лошадям.
Угрюмые, они молча подходили к дровням, счищали с себя снег, выбивали валенки, присаживались отдохнуть и тихо советовались.
– Здесь нету, хорошо прочесали.
– Надо с того краю заехать.
– К Лисьему распадку давайте, а оттуда опять поперек пройдем.
– Ну как ей к Лисьему распадку попадать было? Она ведь проселком шла, где-то здесь должна быть.
– А вдруг она короткой тропой пошагала?
Эта догадка всполошила всех.
– Батюшки! Да ведь там логово, там бирюки ходят!
И женщины, забыв об усталости, снова зажгли фонари и, нахлестывая лошаденок, помчались к Лисьему распадку.
Миша спрятался за сосну.
Азбука Морзе
"Чижик не могла пойти прямой тропой, она даже и поворот на нее не нашла бы... Она где-то здесь, у проселка...- думал Миша,- я должен, должен ее найти. Иначе как мне Лене Павловне в глаза посмотреть?"
Миша туже затянул пояс. Любимая тетрадка хрустнула за пазухой.
"Вот Андрей Николаевич, он бы так не оставил, он бы нашел, придумал бы что-нибудь".
Миша стал прикреплять лыжи. Крепкие веревочки протянулись от лыж к поясу.
"Плохо, что фонаря нет. Ну, ничего, коробок спичек на всякий случай в кармане".
Трудно самому прокладывать лыжню в густом хвойном лесу. Некрепкий наст то и дело проламывается, словно хватает за ноги. Все время надо обходить деревья, кустарники, петлять, словно заяц по снегу, то и дело раздвигать
– Чижик, Чижик, ау-ау-ау! Таня-я-я!
Лес молчит.
Только вспугнутый беляк вдруг вырвался из куста и, испуганно прижав уши, бросился наутек, обгоняя задними лапами передние свои ноги.
Изредка завозится на высокой сосне незябнущая птица клест. А вон валяется на снегу мертвая сизая ворона. Бедняга не выдержала бурана. Даже ворона... а как же бедный Чижик?
– Таня! Таня!
– кричит Миша, и голос у него дрожит и хрипит.
И вдруг в лесу раздается детский крик, страшный крик, кончающийся всхлипыванием и визгом.
Миша вздрагивает и останавливается... Чижик?!
Но крик повторяется над самой его головой. Да это филин! Вон он сидит на нижней ветке сосны, нос у него крючком, голова как у кошки. Желтые немигающие глаза уставились на Мишу.
– У, чудище!
– Миша делает крепкий снежок и запускает в зловещую птицу. Филин лениво снимается с места, хлопая твердыми крыльями, перелетает на другую сосну и все так же не спускает желтых глаз с мальчика. Мише делается жутковато. Он убыстряет шаг. Кричит все громче, все чаще. И вдруг у него срывается голос. Изо рта вылетает только хриплый шепот.
Луна куда-то исчезла, звезды побледнели. В лесу стало темнее, сумрачнее. Миша поднимает большую палку и начинает бить ею по звонкой сосне.
Три тире, точка, две точки, три точки... тире... "Чижик! Чижик!" стучит он настойчиво. Тишина. И вдруг откуда-то слева доносится - слабый ответный стук.
"Три тире, точка, две точки, три точки... Ох, Чижик что-то путает... Но это ничего, ничего, пусть путает, лишь бы стучала...
Миша бросается на стук, царапает себе лицо о еловые ветви, теряет шапку.
– Стучи, стучи, Чижик, громче!
Тук, тук, тук!
Стук все ближе и ближе, а вот и полянка.
Ровный, чистый снег покрывает ее нетронутым ковром, а на высокой сосне, прекратив работу, сидит красноголовый дятел и удивленно смотрит на непрошеного гостя.
Много лет уже Мише так не хотелось плакать, как сейчас. Понурив голову, он медленно уходит с полянки, натыкается на пенек, чуть не сломав лыжу, и замирает...
За пеньком лежит, свернувшись комочком и подогнув колени, Таня.
Миша не может говорить, не может окликнуть девочку. Лыжи мешают ему встать на колени. Он сбрасывает их, сразу проваливается в снег и, весь холодея от ужаса, медленно-медленно наклоняется к девочке.
"Замерзла?!"
Но рука его натыкается на теплую щеку, и тогда у Миши вырывается хриплый, прерванный всхлипыванием, срывающийся шепот: