Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3
Шрифт:
То-найси-но сукэ была единственной, кого удостоил своим вниманием Удайсё, когда его разлучили с дочерью Вышедшего в отставку министра. Однако, соединившись наконец со своей первой возлюбленной, он постепенно охладел ко второй и стал бывать у нее весьма редко, что, впрочем, не помешало им иметь детей.
Госпожа Северных покоев родила Удайсё четырех сыновей: Первого, Третьего, Четвертого и Шестого – и четырех дочерей: Первую, Вторую, Четвертую и Пятую.
То-найси-но сукэ родила двух дочерей: Третью и Шестую – и сыновей: Второго и Пятого .
Все двенадцать детей до единого были хороши собой и обнаруживали незаурядные дарования. И все же особенной миловидностью и умом отличались дети То-найси-но сукэ. Третья дочь и Второй сын воспитывались у госпожи Восточных покоев из дома на Шестой линии и пользовались особым расположением Гэндзи.
Право, трудно описать все сложности, с которыми пришлось столкнуться Удайсё…
Великий
Гэндзи, 51 год
Госпожа Мурасаки, 43 года, – супруга Гэндзи
Госпожа Акаси, 42 года, – возлюбленная Гэндзи, мать имп-цы Акаси
Государыня-супруга (имп-ца Акаси), 23 года, – дочь Гэндзи и госпожи Акаси, супруга имп. Киндзё
Третий принц (принц Ниоу), 5 лет, – сын имп-цы Акаси и имп. Киндзё, внук Гэндзи
Удайсё (Югири) – сын Гэндзи и Аои
Вышедший в отставку министр (То-но тюдзё) – брат первой супруги Гэндзи, Аои
Государыня-супруга из дворца Рэйдзэй (Акиконому), 42 года, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, приемная дочь Гэндзи, супруга имп. Рэйдзэй
Госпожа Мурасаки так и не сумела оправиться после тяжелой болезни, едва не пресекшей ее жизнь. Немало лет прошло с того дня, но она по-прежнему испытывала какое-то неопределенное недомогание. Не столь, казалось бы, и опасный недуг исподволь подтачивал ее силы, она слабела с каждым днем, и скоро стало ясно, что конец близок. Гэндзи был в отчаянии. «Неужели мне суждено пережить ее?..» – думал он, содрогаясь от ужаса. Сама госпожа сожалела лишь о том, что своим уходом причинит невольную боль тому, с кем связана долгими годами супружества. Других причин дорожить жизнью у нее не было: она жила счастливо и не оставляла в этом мире никого, о ком думы стали бы преградой на ее будущем пути.
Устремляясь душой в грядущие миры, множество благих дел совершала она, и по-прежнему самым большим ее желанием было посвятить служению Будде хотя бы немногие оставшиеся дни. Но Гэндзи не давал своего согласия. Казалось бы, ничто не мешает ему, вняв настоятельным просьбам госпожи, вместе с ней вступить на путь, к которому давно уже влеклось его сердце, но ведь, однажды покинув это временное жилище, он никогда не позволил бы себе оглянуться. Когда-то они поклялись, что возродятся в едином лотосе, и, на эту клятву уповая, прожили вместе долгие годы. Но если они оба решат переменить обличье, им придется все оставшиеся годы прожить розно, никогда не видясь друг с другом, ибо, даже если одни и те же горы станут их пристанищем, неприступные вершины будут разделять их жилища. Мог ли он оставить госпожу, слабевшую с каждым днем? Увы, чистые горные воды вряд ли смыли бы с его души грязь суетных помышлений. Так, ему оставалось досадовать на то, что слишком многие опередили его… И пусть лишь случайный порыв привел их на этот путь…
Противиться воле Гэндзи госпожа не могла, да и не хотела. Она сетовала на его непреклонность и вместе с тем тревожилась: «Уж не в том ли причина, что слишком велико бремя, отягощающее мою собственную душу?..»
Когда-то госпожа дала обет – тысячу раз переписав сутру Лотоса, поднести ее в дар Будде. Недавно переписка была завершена, и в доме на Второй линии, который госпожа считала своим, состоялась церемония подношения.
Для Семи служителей [109] были сшиты великолепные наряды, радующие взоры яркостью красок и изяществом покроя. Да и все остальное производило чрезвычайно внушительное впечатление. Пожелав обойтись без широкой огласки, госпожа держала свои приготовления в тайне и при этом обнаружила такую осведомленность во всех тонкостях буддийских обрядов, что Гэндзи был поражен: «Право же, для нее нет ничего невозможного!» Он взял на себя лишь общую подготовку церемонии.
109
Семь служителей... – см. примеч. [90]:
Семь служителей Закона. – Буддийские монахи, участвующие в церемонии освящения: распорядитель (коси), читающий (докуси), произносящий заклинания (дзюканси), отдающий три поклона (санрайси),
Выбор музыкантов и танцоров был поручен Удайсё. Государь, принц Весенних покоев, обе Государыни [110] , обитательницы дома на Шестой линии прислали вознаграждения и дары. Дом на Второй линии оказался завален ими, а как в приготовлениях к церемонии так или иначе участвовали еще и все знатнейшие семейства столицы, зрелище получилось куда великолепнее, чем можно было ожидать. И когда только госпожа успела обо всем позаботиться? Видимо, речь шла о каких-то давних обетах.
110
...обе Государыни... – т. е. Государыня из дворца Рэйдзэй (Акиконому) и Государыня Акаси (очевидно, Гэндзи удалось добиться для своей дочери звания государыни-супруги, хотя нигде об этом не говорится).
В тот день в дом на Второй линии приехали госпожа Акаси, госпожа Ханатирусато и прочие особы. Сама госпожа Мурасаки поместилась в западной кладовой главного дома, юго-восточная дверь которой была нарочно открыта. В северных передних покоях, отгородившись друг от друга перегородками, разместились остальные дамы.
Стоял Десятый день Третьей луны, вишни были в цвету, небо безмятежно сияло – словом, все напоминало о земле будды Амиды. Казалось, что даже люди, не особенно глубоко проникшие в тайны Учения, могли рассчитывать на очищение.
Громкие голоса монахов, возносящих хвалу Собирателю хвороста [111] , проникали до самой глубины души. Затем все стихло, но и в тишине этой было что-то необыкновенно трогательное, особенно для госпожи, которая в последние дни склонна была по любому поводу предаваться печали. С Третьим принцем она отправила письмо госпоже Акаси:
«Жизнью своейНе дорожу давно яИ все ж не могуСпокойно думать о том,Что скоро иссякнет хворост…» [112]111
Собиратель хвороста – будда Шакья-Муни. См. примеч. к кн. 1, глава «Священное дерево сакаки»:
Восьмичастные чтения. – Речь идет о торжественном чтении восьми свитков сутры Лотоса. Чтение продолжалось утром и вечером, в течение четырех дней. Особенно большое значение придавали третьему дню, когда читался Пятый свиток, в котором говорится о том, как будда Шакья-Муни, прислуживая некоему отшельнику, рубил дрова, собирал хворост, приносил воду. В этот день участвовавшие в Восьмичастных чтениях монахи торжественно проходили со связками хвороста и ведрами воды, распевая стихотворение Геки:
«Лотос Закона,Его удалось обрести мне,Собирая дрова,Собирая весенние травы,Черпая воду, его удалось обрести»(так называемое «Шествие дровосеков»). В тот же день положено было подносить дары Будде, поэтому устраивалось еще и «Шествие с приношениями»
112
...что скоро иссякнет хворост – см. примеч. [28]:
В сутре Лотоса сказано: «…в ту ночь Будда перестал существовать. Так гаснет костер, когда иссякает хворост».
Побоявшись, что слишком грустный ответ будет позже истолкован как свидетельство ее душевной нечуткости, госпожа Акаси ответила неопределенно:
«Сегодня впервыеНачала собирать ты хворост.В этом мире тебеПредстоит еще долгие годыУповать на Великий Закон…»Всю ночь не смолкал барабан, вторивший торжественным голосам монахов. Когда небо начало светлеть, «сквозь прогалы в густом тумане» (349), множа число приверженцев весны, заблистали цветы; заглушая голоса флейт, защебетали птицы. Казалось, ничего прекраснее, ничего трогательнее и быть не может. Но вот начался танец «Князь Лин-ван», и, когда танцор под громкие звуки музыки делал заключительные па, гости сбросили яркие верхние платья, чтобы поднести ему. Восхитительное зрелище!