Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари)
Шрифт:
То-но тюдзё же ответил:
«Дерзновенной рукой Ты похитил мой синий пояс. И могу ль не пенять Я тебе за то, что посмел ты Разорвать наш сердечный союз.Не избежать тебе моего гнева…»
Солнце стояло высоко, когда оба явились во Дворец. То-но тюдзё забавлялся немало,
24
Потому этот синий пояс…– образ из народной песни «Исикава» (см. «Приложение», с. 98), который находит дальнейшее развитие в ответе То-но тюдзё
– Надеюсь, вы чувствуете себя достаточно наказанным за неумеренность в тайных утехах?
– и, придав лицу своему гневное выражение, взглянул на него исподлобья.
– А почему, собственно, я должен чувствовать себя наказанным? Скорее достоин жалости тот, кто, едва войдя, был вынужден удалиться. Воистину, «разве может печалить мир?..» (67)
Такими речами обменявшись, вспомнили они, что рядом с «Ложе-горой» протекает «Молчанья река» (68), и замкнули свои уста.
Однако с тех пор То-но тюдзё постоянно подтрунивал над Гэндзи. Гэндзи клял себя за то, что дал ему повод к насмешкам, вступив в связь с такой докучной особой, которая к тому же по-прежнему держалась весьма жеманно и донимала его бесконечными упреками. То-но тюдзё не стал ничего рассказывать сестре, решив приберечь этот случай на будущее.
Столь безгранично было благоволение Государя к Гэндзи, что даже высокорожденные принцы вели себя с ним в высшей степени почтительно, и только этот То-но тюдзё, не желая ни в чем уступать другу, готов был соперничать с ним по любому, самому незначительному поводу. Он был единственным единоутробным братом молодой госпожи из дома Левого министра.
«Подумаешь, сын Государя!
– должно быть, считал То-но тюдзё.
– Пусть мой отец и простой министр, но он удостоен особых милостей при дворе, мать же принадлежит к высочайшему роду, и воспитание я получил самое утонченное. Так чем же я хуже?»
В самом деле, наделенный в полной мере всевозможными достоинствами, приличными юноше из благородного семейства, он почти не имел недостатков. О соперничестве же этих молодых людей можно было бы поведать немало забавного. Но, боюсь, рассказ мой становится слишком утомительным…
Кажется, на Седьмую луну принцесса из павильона Глициний была удостоена звания государыни-супруги, кисаки. А Гэндзи стал государственным советником - сайсё. Государь, все более укрепляясь в своем намерении поскорее уйти на покой, испытывал сильнейшее желание назначить следующим наследником престола младшего принца, но все не мог найти человека, достойного стать его попечителем. С материнской стороны были одни принцы крови, а носящим имя Минамото не полагалось ведать делами двора [25] , поэтому пока он ограничился тем, что упрочил положение матери. Естественно, все это вызывало неудовольствие особы из дворца Кокидэн. Но Государь сказал ей:
25
…не полагалось ведать делами двора…– Регентами, как правило, становились сановники, принадлежавшие к семейству Фудзивара, а не Минамото
– Приблизилось время принца Весенних покоев, и скоро вы займете самое высокое положение в мире [26] . Так успокойте же душу свою.
Как всегда, нашлись недовольные:
– Как можно было пренебречь благородной нёго, которая уже двадцать с лишним лет является матерью наследного принца, и возвысить другую?
В ночь, когда новая Государыня-супруга вступила во Дворец, ее сопровождал и господин Сайсё. Будучи дочерью прежней государыни, что само по себе выделяло ее среди особ одного с ней звания, она произвела на свет сверкающую жемчужину и снискала безграничное благоволение Государя, поэтому люди относились к
26
…скоро вы займете самое высокое положение в мире.– После того как нынешний наследный принц, сын Кокидэн, станет императором, она будет удостоена звания котайго (матери-императрицы)
только эта песня и сорвалась с его губ. Все вокруг казалось ему исполненным глубокой печали!
Маленький принц рос, с каждым днем, с каждой луной становясь все более похожим на Гэндзи, отчего множились муки новой Государыни, но, по-видимому, никто ни о чем не догадывался.
«Возможно ли, чтобы в мире появился другой, столь же прекрасный человек? Разве солнце и луна могут одновременно сиять на небе?..» - так думали многие.
Праздник цветов
Сайсё-но тюдзё (Гэндзи), 20 лет
Государь (имп. Кирицубо)– отец Гэндзи
Принц Весенних покоев (будущий имп. Судзаку)– сын имп. Кирицубо и Кокидэн
Государыня-супруга, ранее - принцесса из павильона Глициний (Фудзицубо), 25 лет, - супруга имп. Кирицубо
Нёго из дворца Щедрых наград (Кокидэн)– наложница имп. Кирицубо
Девушка из дворца Щедрых наград, «Луна в призрачной дымке» (Обородзукиё)– шестая дочь Правого министра, сестра наложницы Кокидэн, тайная возлюбленная Гэндзи
Ёсикиё– приближенный Гэндзи
Корэмицу– приближенный Гэндзи, сын его кормилицы
Сии-но сёсё, Утюбэн– сыновья Правого министра, братья Кокидэн и Обородзукиё
Юная госпожа (Мурасаки), 12 лет, - воспитанница Гэндзи
Левый министр– тесть Гэндзи
На последние дни Второй луны было намечено празднество в честь цветения вишен у Южного дворца. Слева и справа от государевых приготовили покои для Государыни-супруги и наследного принца, где они и разместились. Это новое свидетельство высокого положения принцессы из павильона Глициний возбудило досаду в сердце нёго Кокидэн, но могла ли она отказаться от участия в празднестве, о невиданном великолепии которого давно уже поговаривали в столице?
День выдался на диво ясный, голубизна неба и пение птиц умиляли сердца. Скоро принцы, юноши из знатных семейств, а вместе с ними и все прочие, достигшие успеха на этой стезе, приступили к «выбору рифм» [1] , и каждый в свой черед слагал стихи.
Вот выходит господин Сайсё-но тюдзё:
– «Весна-чунь», - объявляет он, сразу же привлекая к себе восторженное внимание собравшихся, ибо даже голос у него не такой, как у других.
Затем все взоры обращаются к То-но тюдзё, который, испытывая немалое волнение, держится тем не менее со спокойным достоинством и производит весьма внушительное впечатление благородной осанкой и прекрасным, звучным голосом. Тут остальные участники совсем смущаются, и лица их мрачнеют.
1
…приступили к «выбору рифм»…– Во время праздника цветов в Восточном саду дворца Чистоты и прохлады (Сэйрёдэн) устанавливался маленький столик, на нем раскладывались листки бумаги с написанными на них рифмами, используя которые, надо было сочинить стихотворение. Присутствующие по очереди подходили к столику и, не отходя от него, открывали листок, после чего, громко возгласив имя свое и звание, объявляли выпавшую им рифму