Повесть о красном Дундиче
Шрифт:
Хотела девушка оседлать своего Орлика, да пожалела. Очень уж аппетитно жевал он сено. Пошла пешком.
Вышла за калитку, а там двое дежурных удобно пристроились на охапке сена, положили меж колен винтовки, оперлись на них и мирно похрапывают. Улыбнулась сестра: сморила их усталость. Шутка ли, двое суток по степям без остановки шли, чтобы внезапно нагрянуть на Торговую.
Через несколько дворов видит Платова ту же картину: спят дежурные. Может быть, она снова улыбнулась бы, оправдывая своих товарищей, но в это время не то чтобы услышала,
«Кто? Свои, чужие? — завертелись вопросы в голове медсестры. — Если свои, почему не со стороны станции? Возвращается разведка? А вдруг это белые оправились от паники, объединились и теперь мчатся захватить врасплох? Ну, неожиданно у них не получится — там, впереди, дозор». Она смотрит на спящих дежурных и с ужасом думает, что и тот главный дозор, может быть, вот так же дремлет, сморенный усталостью.
А цоканье все звонче, все ближе.
Больше на раздумье времени у медсестры нет. Она достает из кармана казакина браунинг и хочет выстрелить в воздух — поднять тревогу, но палец отходит от курка: «А вдруг все-таки свои? Подниму зря панику».
Она решительно толкает горе-часовых.
— Ребята, вставайте! Быстро по хатам, все в ружье! Только тихо, без шума, сюда кто-то скачет, — командует она проснувшимися дежурными. — Где ваш командир?
— Вот в этой хате.
Миля бежит к соседнему дому, распахивает дверь в темную горницу, заполненную спящими людьми.
— Дундич, — зовет она командира эскадрона, и, когда тот чутко откликается, Платова говорит: — Кто-то скачет. Много.
И в это время на улице раздается первый выстрел.
Выскочив во двор. Миля увидела редкую цепочку залегших по-над плетнями бойцов и врывающихся на галопе в станицу кавалеристов. В ярком лунном свете страшно сверкали их клинки. А дикий многоголосый вой наводил ужас.
— К раненым! — крикнул ей Дундич, пробегая по улице.
И эта команда сразу успокоила Платову, заставила ее вспомнить о главной обязанности. Но сумки у Мили не было, она осталась в лазарете. Дворами добралась до госпиталя, но никого во дворе уже не было. Миля быстро кинула на Орлика седло, легко вскочила на коня и хлопнув его по крутой упругой шее, ласково сказала:
— Выручай, Орлик.
Конь будто вняв тревоге хозяйки, не ожидая шпор, взял с места в карьер и легко преодолел плетень.
А на улице уже шел бой. Теперь красные не только обстреливали белоказаков, но первые эскадроны уже завязали бой на шашках.
Миля решила прорваться к станции. Орлик пролетел несколько метров и вздыбился перед шарахнувшейся в сторону чалой лошадью. Сидевший на ней бородач чуть не вылетел из седла. Миля не растерялась и спросила казака:
— Станичник, какого полка?
— Двадцать шестого, а ты?
— Я тоже.
Пока они перебрасывались вопросами. Орлик ушел вперед метров на десять.
Почти до рассвета отбивали буденовцы неожиданную атаку кавалеристов генерала Павлова и все-таки заставили белых отступить в заснеженные Сальские степи.
Утром, перед отправкой эшелона, Буденный выстроил конников на привокзальной площади и, поднявшись на стременах, сказал:
— Сегодня мы выиграли трудный бой. Выиграли благодаря тому, что в спецотряде, которым командует дорогой товарищ Дундич, отлично поставлена караульная служба. В то время, когда все мы отдыхали, товарищ Дундич со своими бойцами не дремал. Вот почему враги не застигли нас врасплох.
Во время речи комдива Дундич как на углях вертелся в седле, виновато глядя, попеременно, на командира полка Вербина и медсестру Милю. Руки его, не находя места, то двигали папаху, то терли красный, может, от мороза, а может, от смущения, нос.
От Буденного не укрылось необычное поведение Дундича. А когда он заверил начальника госпиталя Лидию Остановку, что отряд Дундича и в будущем не подведет ее, Иван Антонович, широко улыбаясь, сокрушенно покачал головой. Вербин же засмеялся.
Буденный настороженно поглядел на них и спросил командира полка, чему тот смеется. Поляк Вербин, с трудом подбирая русские слова, объяснил Семену Михайловичу, чем так смущен Дундич.
— Не вин, а вон той хлопак дал тревогу, — и он указал на медсестру Платову, которая легко сидела на своем Орлике.
Буденный велел ей выехать из строя. Внешне Миля ничем не отличалась от подростка, и только косичка, торчавшая из-под шапки, выдала ее.
— Какой же это хлопец? — сказал Семен Михайлович. — Она же натуральная дивчина.
— Все одно хлопак, — стоял на своем Вербин.
Тогда комдив повернулся к Миле и спросил:
— Ты кто?
— Хлопак, — отчаянно ответила Платова и под общий смех прикрыла косичку варежкой.
Ледоход
Во время второго рейда по тылам белых на реке Сал накануне ледохода отряд Дундича был отрезан от своего полка и прижат к самому берегу. Дундичу ничего не оставалось, как переправиться через мост в село Себряковка, занятое противником.
Белоказачий эскадрон, гнавшийся за красными, объехал весь берег и не нашел отряд. Офицер понял, что Дундич отступил в село. Подъехали кадеты к мосту, а там двое часовых облокотились на перила, ведут неторопливую беседу, а поблизости их кони на привязи.
— Эй, станичники! — крикнул хорунжий. — Не проезжал ли тут красный дьявол со своей бандой?
— Это який же такий? — повернулся к нему верткий белобрысый крепыш.
— Да Дундич, — зло бросил офицер, но, взглянув на тупые лица солдат, решил все же объяснить им, кто такой Дундич. — Красным дьяволом его называют. У него галифе и френч из красного сукна.