Повесть о моей жизни
Шрифт:
В те времена (двадцатые годы) завод вырабатывал и отпускал потребителям от 60 до 100 пудов, то есть по одной-полторы тонны колбас и копченостей в день. По сравнению с тем, сколько этот же завод дает продукции теперь, это было, конечно, очень мало, но зато ассортимент его изделий был очень широк. Одних вареных сортов, включая сосиски, было свыше десятка наименований, около десятка наименований было твердокопченых колбас и четыре сорта полукопченых. Все колбасы набивались, или, по профессиональному выражению, шприцевались только в натуральные говяжьи, бараньи и свиные кишки.
Перечисление названий этого вкусного съедобного товара заняло бы много времени, поэтому я лучше
Вступление в партию
— А не пора ли тебе, тезка, вступать в партию? Парень ты хороший, честный, развитой, общественными делами интересуешься, — сказал мне один раз Ф. Г. Князев в январе 1925 года. — Идет ленинский призыв в партию. 21 января будет первая годовщина со дня смерти В. И. Ленина, на заводе состоится торжественно-траурное партийное открытое собрание, — продолжал Князев, — будет прием в партию, так что подавай заявление.
Я давно уже думал о вступлении в партию, но считал себя еще недостаточно подготовленным и сильным для этого. Коммунисты же казались мне особыми людьми, кристально честными борцами против зла и несправедливости. Я вспомнил призыв ЦК партии: «Все, кто покрепче, — в ряды ВКПб!» «Значит, и я могу быть полезным членом партии, раз меня приглашают вступить в нее в такое трудное для страны время?» — подумал я и спросил Федора Герасимовича:
— А как же быть с рекомендациями?
— Во-первых, я как член ВКПб с 1914 года, тебе дам рекомендацию, так как знаю тебя с 1920 года, вместе служили в Красной Армии; во-вторых, тебя будет рекомендовать наш парторг Иван Слюняев — балтийский матрос, партиец с 1918 года; и, в-третьих, рабочий-разборщик Александр Солнцев, член партии с 1920 года, да, кроме того, и беспартийные рабочие будут на собрании выдвигать тебя в ряды партии.
Я написал заявление, получил от названных товарищей рекомендации, и на собрании, посвященном первой годовщине со дня смерти В. И. Ленина, был принят в кандидаты ВКПб. Вместе со мною были приняты молодые рабочие: Алексей Сеземов — разборщик, Павел Ананьев — кишечник, Сергей Благинин — коптильщик и Алексей Кузьмин — бухгалтер. Все с годичным кандидатским стажем.
Я всегда относился к своей работе добросовестно, но теперь почувствовал необходимость принимать и в общественной работе самое активное участие. Вскоре меня избрали в состав завкома и поручили культкомиссию. Затем вместе с бухгалтером А. Кузьминым мы организовали регулярный выпуск стенной газеты «Волчок», в которой я помещал свои заметки и сатирические стихотворения.
В 1925 году начали открываться «трудовые сберегательные кассы» (так они вначале назывались). Я стал одним из первых вкладчиков в ближайшей сберкассе и стал горячо агитировать за них и вовлекать новых вкладчиков. Некоторым из моих товарищей коммунистов не понравилось такое мое рвение к сберегательному делу, и один из них, товарищ Степан Объедков, во время чистки партии в 1929 году даже задал такой вопрос:
— Ты, товарищ Кудрявцев, очень уж агитируешь за сберкассы. Люди говорят, что ты накопил уже целую тысячу Что ты хочешь делать с деньгами — открыть свою лавочку или мастерскую и стать хозяйчиком?
Я ответил, что привлечение вкладов в сберкассы — дело большой государственной важности, что государство гарантирует тайну вкладов, но сам я могу сказать, что накопил четыреста рублей и потрачу их на одежду и обстановку комнаты, так как собираюсь жениться. Члены комиссии по чистке похвалили мои действия и мой ответ на вопрос и поставили меня в пример другим.
Но я опять
Итак, я работал экспедитором, и эта работа мне нравилась. Другой я не хотел. Но примерно через год, когда завод стал выпускать больше продукции, кладовщику готовых изделий Александру Лукичу Цапугину, давно уже сменившему товарища Стильве, потребовался помощник, и на эту должность перевели меня.
Александр Лукич был тоже ярославец, тоже старый знакомый руководителя завода Князева.
Он был на два года постарше меня и гораздо деловитее и оперативнее при отпуске изделий по ежедневным заказам от магазинов и столовых. Это был кристальной честности и преданности делу человек. Серьезный, доброжелательный и справедливый к людям. Я сразу крепко и надолго — на всю жизнь! — подружился с Лукичем. Мы настолько верили друг другу, что, уходя в отпуск, он без всякого взвешивания имеющегося в кладовой товара и составления акта оставлял кладовую мне, а я принимал ее, даже не требуя честного слова, и заменял его во время отпуска. Возвращаясь из отпуска, Лукич просто вставал на свое рабочее место и начинал работать. И так было несколько раз. И ни разу никакой недостачи или излишков. Все в порядке.
И так повелось, что, когда Ф. Г. Князев с женой Марией Андриановной раза два-три в году справлял праздники, Лукич с женой Анной Петровной и я всегда были среди их гостей. Непременными гостями в семейные или революционные праздники у Цапугиных всегда были Князев с Марией Андриановной и я.
Но вот года за два до консервации нашего завода Князева перевели руководить чугунно-литейным заводом, а на его место пришел Алексей Владимирович Владимиров, бывший заведующий небольшим 1-м Колбасным заводом, рабочий-выдвиженец с Путиловского завода, худощавый, небольшого роста, со строгим лицом человек.
Сначала он хотел сменить кое-кого из работников завода — и в первую очередь А. Цапугина и меня, для чего принял на работу двух своих близких родственников, но они не подошли на предполагаемые должности, и мы остались на своих местах. Но, будучи редактором стенгазеты, я стал неугоден Владимирову, и он из помощников кладовщика перевел меня в помощники закупщика, на должность, в которой я ничего не смыслил, да и душа к ней не лежала, так как я был удален и от завода и от коллектива, хотя и был член завкома. Отдельные коммунисты увидели в этом стремление Владимирова держать меня подальше от завода, да заодно и мой новый шеф, закупщик, был недоволен мною, и я был возвращен на завод, но уже не помощником Лукича, а весовщиком с меньшим окладом, хотя я и продолжал выполнять ту же работу. Теперь я уже не подменял Цапугина во время отпуска, а заменял председателя завкома во время его призыва в Красную Армию на лагерный сбор, а также и при уходе в отпуск.
В члены ВКПб я был принят в июле 1926 года. В это время в завкоме работала техническим секретарем довольно симпатичная двадцатилетняя девушка-комсомолка Аня Николаева. Наш парторг начал усиленно сватать ее за меня. И когда в завкоме он заводил речь на эту тему, Аня вспыхивала до кончиков ушей и опускала глазки.
Но Аня и я были разные люди. Я был старше ее на десять лет. Она любила танцевать, я совсем не умел не только танцевать, но и увлекать девушек забавными разговорами. Поэтому на заводских вечерах я никогда не был ее кавалером, хотя, кажется, я ей все же нравился и даже вместе ходили в кино и ездили летом за город. Я убеждался, что Ане жить со мной будет скучно, и не решался сделать ей предложение, а тут еще другие наши девушки указали мне на Анин один очень неприятный физический недостаток, и мне расхотелось делать ей предложение.