Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)
Шрифт:
— Свой он! Свой! Большевик! — Берзин жадными глотками пил воду из чайника.
Петерсон проверил документы матроса.
— Вижу — большевик. Прошу вас, товарищ Никаноров, об этом случае никому ни слова! Деньги эти казенные, принадлежат народу, революции, — и, нахмурив брови, добавил — Спасибо, что помогли довести забулдыгу. Мало ли что могло; случиться.
— Да какой он забулдыга? Хватил лишку — с кем не бывает…
— С ним, — Петерсон кивнул в сторону Берзина, — не должно быть. Утром я ему задам
— Много говорил.
— Много? — Петерсон нахмурился. — Жалкий болтун! Судить такого по всей строгости революционного времени!..
— Да вы не сомневайтесь, товарищ комиссар, — успокоил его Никаноров. — Ничего такого, — он подчеркнул последнее слово, — он мне не говорил. Всю дорогу стихи читал.
— Стихи! — повеселел Петерсон. — Пушкина? Лермонтова?
— Райниса я де… декла… Тьфу! — Берзин снова принялся пить из чайника. — Не выговаривается!
— Райниса? По-латышски? — Петерсон раскатисто захохотал. — И вы, товарищ Никаноров, поняли?
— А как же! Хорошие стихи! Правильные! Про революцию.
Потом матрос ушел. Петерсон проводил его до лестницы, еще раз поблагодарил и, возвратившись в комнату, увидел, как громоздкий Берзин пытался улечься на составленные стулья. Стулья разъезжались, и Эдуард Петрович с грохотом валился на пол, чтобы тут же встать и снова лечь на неподатливое ложе.
— Хорош! Ничего не скажешь! — Петерсон постелил ему на диване, сел рядом.
— Двое… двое — на одного! Споили, гады! Рейли и эта… как ее… Елиза… нет… Елена Николаевна. Прекрасная Елена!
— Какая еще Елена?
— Красивая гадина! Шлюха! Я, говорит, с самим Распутиным спала. Теперь латыша запо… заполучила. Только, скажу… я тебе… комиссар… ничего она… Ну да ладно… Завтра расскажу… Я все, все запомнил… Все!
И заснул, как будто провалился в черную, бездонную пропасть.
А Петерсон долго сидел рядом и думал о том, что встают и будут вставать на пути безмятежно спящего сейчас Берзина призраки прошлого, облаченные в дипломатические фраки и кургузые поддевки спекулянтов, в офицерские френчи и меховые манто.
Петерсон вспомнил, как два дня назад к нему пришел Берзин. Свою взволнованность он пытался прикрыть нарочито шутливым тоном. Петерсон как раз заканчивал телефонный разговор с Петерсом, который просил поддержать Эдуарда Петровича в его нелегком деле, по возможности освободить от текущих забот по дивизиону. Петерсон повесил трубку и, чувствуя некоторое смущение от того, что речь шла о человеке, который стоял перед ним, сделал вид, что занят просмотром бумаг, разбросанных по столу.
— Заходи, заходи! Рассказывай…
— О чем рассказывать? — бодро проговорил Эдуард Петрович и уселся напротив комиссара.
— Вот чадушка! — Петерсон отложил бумаги в сторону. — Ведь это ты ко мне пришел — тебе и
— А про погоду можно? — с иронией спросил Берзин.
— Можно и про погоду. — Петерсон словно не понял иронии.
— Ну, тогда не буду… Я лучше тебе про деньги расскажу…
— Давай, давай!
Берзин заглянул в глаза комиссара — лучистые, с веселыми искорками.
— Скажи, Карл, ты когда-нибудь миллион видел?
— Миллион? Нет, не видел… Два — видел, — Петерсон явно подыгрывал Берзину.
— Где? — с живым участием спросил Берзин.
— Во сне. Лет пятнадцать назад. А что?
Игра начинала нравиться и Берзину. Он сделал озабоченное лицо:
— Да вот, понимаешь, какая штука… Хотел я тебе миллион рублей предложить… Золотом, конечно, — он притворился расстроенным. — Да раз ты два миллиона видел, то не знаю, как и быть…
— А ты предлагай, предлагай! — сдерживая улыбку, попросил Петерсон.
— Может, мало — миллион?
— Два — лучше. А три — так и вовсе будет в самый раз.
— Три? — удивился Берзин. — Это ты хватанул лишку! Хотя, если вдуматься, за целую дивизию и три не жалко… Дивизия-то какая! Молодец к молодцу! Ребята — орлы! Верно? — Берзин встал, прошелся по комнате. — Продадим, значит, латышскую дивизию за три миллиона? Полтора тебе, полтора мне. Идет!
— Нет! — Петерсон решил «поторговаться». — Два мне, один тебе.
Берзин сокрушенно вздохнул:
— Жадность, Карл, это самое отвратительное человеческое качество. Так и в Библии сказано… Полтора миллиона тебе, полтора мне. Больше никак не могу. Самому деньги нужны. По рукам?
— Ладно, черт с тобой! Только деньги вперед.
Так закончилось шутливое вступление к серьезному разговору. Разговору, во время которого Берзин четко и подробно рассказал о своей беседе с дипломатами. «Этот человек — прирожденный чекист», — подумал тогда Петерсон.
…Утром Берзин ничуть не обиделся, когда Карл Андреевич как следует всыпал ему за вчерашнее. Сказал только, что чертовски трудно было перепить ирландца, но что в следующий раз он постарается уклониться от таких питейных соревнований. Петерсон уловил в этих словах не формальное оправдание или извинение, а решимость действовать иным путем.
Приехал Петерс, и Берзин неторопливо, не упуская деталей, рассказал о вечере в ресторане, «визите» налетчиков. (Петерс о нем знал из ночной оперативной сводки, знал он и о том, что под утро главаря налетчиков — Геннадия Рыхлина, известного под именем барона Брамбеуса — арестовали и доставили в ВЧК.) Потом объяснил, какие задания получил от Рейли.
— Через неделю мне надо представить ему командиров воинских подразделений, перешедших на сторону англо-французов.
— Списки командиров? — уточнил Петерс.