Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах
Шрифт:
— Одна мысль, что каждый день я буду встречать ненавистного Хагена, гонит меня отсюда!
— Сестра, да я не подпущу его к тебе! Ты будешь жить в моем доме, коли согласна. И потом, можно ли бросать могилу Зигфрида?
Кримхильда колебалась до следующего утра. Дамы приготовились к отъезду, но сама она не одевалась. Утром она решилась.
— Лошади навьючены, воины готовы к выходу, ждем вас. Не дай бог никому такого пира, — мрачно сказал усталый Зигмунд, зайдя за нею.
— Я решила остаться.
— Но там у вас сын! Или
— Здесь же — могила мужа. Я не могу оставить ее.
Она вышла за дверь проститься с дружиной.
Воины, узнав о ее решении, глядели хмуро.
— Мало нам было несчастий, так еще и королева желает пренебречь нашей верностью! — проговорил один из них. Тот, который знал Зигфрида еще юным одиноким скитальцем.
— Нет, вассалы мои, вашей службой я не пренебрегаю. Остаюсь лишь для того, чтобы жить около мужа. Вам же велю, вернувшись в земли моего супруга, служить так же, как и ему, его наследнику, нашему малолетнему сыну.
Прощание было тоскливым.
— Будь проклят этот пир! — несколько раз повторял старый король. — Больше горя, чем здесь, я не знал никогда!
Прощаться с королями, их вассалами он не стал.
Но Гизельхер и Гернот, услышав об отъезде, пришли проводить его сами.
Гизельхер успел снарядить своих воинов, и они довели старика до границы страны.
Вдовья жизнь пуста и печальна.
Прежде были с утра у нее заботы о возлюбленном муже. Был у нее сын. Старый король. Королевство. Теперь же осталась лишь тишина в доме у Гизельхера.
Она разлюбила солнечный свет, громкие разговоры.
Лишь престарелый барон Эккерват сидел с ней целыми днями и рассказывал истории о Зигфриде, которые знала она наизусть. Но снова и снова хотела услышать их.
Гунтер повелел выстроить для нее отдельный дом рядом с собором. Дом был просторен, со множеством покоев, в нем хватало места и для свиты.
В том доме она и закрылась от жизни и развлечений. Лишь ранним утром каждый день входила она вместе с дамами в полупустой собор, ставила свечу, поминала Зигфрида, а потом шла к его могиле. Сидела там на печальной скамье. Вела с ним беседы. А потом оставляла лежать его одного, возвращаясь домой. И было так в любую погоду — в мороз ли, в жару, при ветре и ливне.
Иногда приходила к ней королева-мать. Пыталась утешить.
— Ты не первая, дочь, кто остался без мужа. Оглянись, сколько женщин схоронили своих мужчин! Ты еще молода, красива. Сшей новые платья, выйди развлечься.
Кримхильда сквозь слезы слушала мать, провожала ее до двери и вновь оставалась одна.
Так прошли три года.
— Король, — сказал Хаген, — неплохо бы вам вновь подружиться с сестрой.
— Что значит этот ваш совет? Я привык, что в каждом слове у вас есть тайный смысл. Здесь же не вижу смысла. Брюнхильда и теперь не может простить сестре прежней обиды — о какой дружбе вы говорите?
— Речь
— Совет разумный, — согласился король. — Буду просить братьев, маркграфа Гере, кто с ней еще дружен, чтоб уговорили со мной помириться.
Скоро дело было сделано, Кримхильда согласилась принять старшего брата.
Он явился к ней со всеми вассалами. Лишь Хаген остался дома. Он-то знал, что прощенья ему не будет.
Было пролито много слез, и король перед сестрой оправдался.
А потом вдове внушили, что сокровища нужно перевезти в Вормс. Там, где они лежат, лишь ленивый на них не позарится. И карлику Альбриху их не уберечь.
Кримхильда согласилась. Восемь тысяч воинов повели за собою Гернот и Гизельхер.
Былые вассалы Зигфрида хотели воспротивиться, но карлик убедил их.
— Мы все знаем, что Зигфрид подарил этот клад супруге на свадьбу. И если Кримхильда прислала за ним, надо ей подчиниться. Знал бы судьбу Зигфрид заранее — не взял бы ни клада, ни плаща-невидимки, который принес ему только несчастья, а теперь лежит вместе с ним в гробу.
Стеречь было больше нечего. Карлик Альбрих остался блюсти порядок в замке, а часть вассалов отправилась на службу в Бургундию.
Гернот и Гизельхер вернулись лишь к осени. Несметными сокровищами набили подземелья и замки дворца.
— Теперь звание нибелунгов перешло и к нам, — сказал Хаген Гунтеру. — У кого замок и клад, того и зовут нибелунгом.
Первый месяц Кримхильда брала сокровищ из клада сколько хотела. Она одарила вассалов — тех, что оставили замок и приехали ей служить.
Скоро, узнав ее щедрость, к ней отовсюду потянулись на службу воины.
— Новая забота! — сказал Хаген с досадой своему королю. — Ты подумай, еще месяц — и дружина уйдет к ней на службу! Что не сделал Зигфрид, исполнит она сама. Завоюет нас с помощью наших же воинов. Запрети допускать ее к кладу.
— Хозяйка сокровищ — она, и тебе, Хаген, давно уже пора успокоиться. Я получил прощение у сестры не для того, чтобы отнять ее клад.
— Король, будет беда! Ваше войско станет служить у нее.
— Хаген, но я же дал клятву! Я обещал, что никогда не обижу ее.
— Король, я не сказал, что ты должен ее обидеть. Ты ни о чем не думай, я все сделаю сам.
Спустя день, когда Кримхильда решила пополнить домашний сундук с сокровищами, к кладу ее не пустили.
— Хагена пора унять! — возмутился Гизельхер. — Он принес столько горя Кримхильде, что не будь он нашим родственником, я бы гнал его из дворца!
— Этот клад нибелунгов привезли мы себе на несчастье, — сказал Гернот. — Я понял лишь недавно: такие сокровища поселяют смуту в душе. Не зря говорили, что над ними тяготеет проклятье.