Повесть о Сергее Непейцыне
Шрифт:
— Теперь в самый бы раз на крепость всеми силами навалиться! — рассуждали прапорщики и передавали, что генерал нынче получил депешу: главная армия переправилась у Ольвиополя и движется к Очакову. — Что же нас туда не ведут? Воспользуются, что турки от победи над флотом растерялись, и без нас штурмуют…
— Хватит на всех драки, — успокаивали старшие офицеры.
Но вот наконец снова прискакал нарочный, корпус снялся с биваков и двинулся назад, вверх по Бугу, до того места, где песчаные косы с обеих сторон далеко вошли в реку и стоял уже паром, спущенный от Ольвиополя. Заработали саперы, врывая бревна для
Сергею не спалось, он тревожился за Осипа. Сразу, как переправили орудия, он отпросился у Мосеева, вернулся на тот берег и ускакал в штаб легкоконного полка. Филя сказал, что, видно, очень торопился — не вымылся, не переоделся, с места взял карьером, и еще, что в кобурах его седла лежали заряженные с вечера пистолеты.
Подходила полночь, а Осипа не было. «Зачем понадобились пистолеты? — думал Сергеи. — Чтоб щегольнуть боевым видом — егерской курткой, походной седловкой? Или предвидел драку вроде елисаветградской? Для виду довольно бы и незаряженных…»
Нет, не заснуть, пока не приедет. Сергей вылез из тарантаса, в который было лег, и побрел по заснувшему лагерю к реке, где около причаленного парома сидели озаренные костром люди. Недалеко от берега на дорожку меж палаток вышел плотный человек в летней куртке и направился навстречу Непейцыну. Когда они сошлись, Сергей узнал генерала.
— Чего не спишь, любезный земляк? — спросил Кутузов. — Все о брате тревожишься? — Он засмеялся. — Знаю, где пропадает. Бывая в гостях у полковника Неранжича, видел у ног некой Цирцеи, а нынче заметил, как спешил к парому, на тот берег отходившему. Так не беспокойся — без любви юноша мужем зрелым не станет. — Михаил Илларионович взял Непейцына под руку, повернул и повел с собой. — Итак, начинается боевая служба?..
— А сильная крепость Очаков, ваше превосходительство?
— Весьма. Важнейший оплот турок в сих местах, преграждающий движение по Днепру и Бугу. Не одно столетие строился и, как сказывают, недавно подновлен французскими инженерами. Поди, в корпусе российской военной истории и теперь не касаются? Все больше на Цезаря, Густава Адольфа да прусского Фридриха напирают? А про то, к примеру, что Карл с Мазепой в сей самый Очаков бежали из-под Полтавы, как раз тут переправясь, или что мы уж раз его штурмом брали, слыхал ли?
— Не слыхивал, ваше превосходительство.
Они подошли к большой генеральской палатке. Сквозь полотно просвечивали огни двух свечей. Денщик, куривший трубку у входа, вскочил и откинул полу.
— Входи, мой друг, но прошу говорить вполголоса.
На раскладном столе сверкал хрусталь рюмок и графина. Занавески-двери в другое отделение палатки были плотно задернуты.
— Стакан лимоната? — предложил Кутузов, — Я нынче встал на зорьке,
— Неужель подобное повторится может? — спросил Сергей.
— Не должно. Минихова армия откуда шла? Из Малороссии. Осадную артиллерию на верблюдах в такую даль тащили. А теперь наши пределы вон как приблизились. Но оттого и надобность навсегда с Очаковом разделаться стала еще неотложней. Миних взял его, но через год туркам обратно отдал, а сейчас навсегда утвердиться в нем необходимо… Да садись, мой друг! Ведь земляком неспроста назвал. В бумагах усмотрел, что из псковских дворян. И я в Опочецком уезде до корпуса возрастал, там родовая наша вотчина…
Когда генерал отпустил Непейцына и, едва не заблудившись, он добрался до своего тарантаса, около него пофыркивал серый конь, Фома, ворча под нос, обтирал его клоками сена, а Филя, сидевший на земле, поднялся навстречу Сергею.
— Пистолеты не разряжены, — зашептал он, — однако ворот у куртки оторван. Наказали к утру зашить…
— Не болтай, Филька, вздору, — раздался из тарантаса бодрый голос Осипа. — Жив я, Сережа, здоров. Ложись спать скорей.
— Но как ты переправился? — спросил Сергей, садясь на борт тарантаса и протягивая Филе ногу, чтоб стащил сапог.
— Сам в лодчонке, а Серый сзади плыл, я повод держал.
— Но куртку тебе все-таки распороли. Опять стычка была?
— Пытались сербы со своими слугами меня там задержать, где я оставаться долее не желал, вот и отучил их… У них рубцы останутся, а мне о куртке ли печалиться?
— Опять пырнул кого-то?
— Фи! Пырнуть может ножом разбойник или пьяный мастеровой, а я саблей их щекотал. Я ж тебе сказывал, что еще не сыскалась моя королева, что же мне в кабалу да еще из-под палки идти?..
Сергей лег рядом с братом и стал смотреть в звездное небо. Как сказал генерал? «Без любви молодой человек в мужа не превратится…» Но любовь у них с Осипом совсем разная… От которой же мужают?.. А генерал-то сам каков! В Петербурге жена, дочери-невесты, сказывали, а здесь полячка какая-то с собой. Не зря офицеры про то болтали. В поход под Очаков ее тащит…
Настоящей дороги не было, вдоль лимана вилась верховая тропка. Корпус вытянулся бесконечной лентой пеших людей, всадников, пушек, повозок, над которыми стояли тучи красноватой пыли.
Уже на второй день движения увидели, что приближаются к большому лагерю. Стада баранов и волов щипали тощую, выжженную солнцем траву. Пикеты казаков жгли костры под берегом, у самой воды. Потом открылись вагенбурги — сотни возов, выстроенных четырехугольниками, коновязи и палатки, палатки, уходившие бесконечным строем в глубь материка. На окраине лагеря приказано остановиться, варить пищу, выпрячь и расседлать лошадей. Генерал уехал искать ставку светлейшего. Пока его не было, братья отпросились у подполковника Киселевского посмотреть на крепость.