Повесть о Сером Лисе: семейные ценности

Пирожкова Марина

– Надеюсь, вы не будете против домашних занятий музыкой? – подавив тревогу, спросила она.

– Отнюдь, я искренне восхищаюсь вашими музыкальными дарованиями, – ответил Бьерн.

– А если говорить о занятиях более существенных, я подумала, что теперь в качестве невесты духовного лица, мне пристало занятие благотворительностью? – продолжила Эсперанса, но тут же осеклась, заметив знакомую тревожную складку, пересекающую лоб инквизитора, она поспешила смягчить неблагоприятное впечатление, – это не обязательно потребует больших денег, и, по крайней мере, пока не решится вопрос с приданым, я могу помогать более непосредственно.

–

Я не против самой идеи, это достойное занятие, и я не ограничиваю вас в средствах, – возразил Бьерн, – но мне бы не хотелось, чтобы вы рисковали, самостоятельно отправляясь в трущобы или иные подобные места. Пожалуй, будет лучше всего, если вы присоединитесь к благотворительному комитету моей матушки, как только появится такая возможность.

– Как пожелаете, – согласилась она чуть более серьезно, но ей и самой хотелось развеять эту ноту и вновь утащить их обоих в огонь, пылающий между ними.

Поэтому спустя мгновение инквизитор вздрогнул, ощутив, как ее ножка легко коснулась его лодыжки под столом. Их взгляды столкнулись, и то пламя, что они сдерживали весь вечер, вырвалось на волю, подхлестнутое воспоминаниями о вчерашних танцах и мыслью об обнаженной коже ее ноги, мелькающей в волнах алых юбок. Именно этот момент дворецкий выбрал, чтобы привлечь внимание:

– Прикажете подавать десерт, сэр?

– Нет. Позже. – Голос Бьерна прозвучал как сдавленное рычание. Он вскочил из-за стола, пытаясь сохранить хотя бы иллюзию дистанции, но лукавый взгляд Эсперансы удержал его на месте.

– Оставьте нас, – последовал кивок прислуге.

Глава 5.

Прекрасно вышколенный дворецкий со степенным спокойствием вышел из комнаты в сопровождении лакея. Как только за ними закрылась дверь, Бьерн рывком преодолел расстояние, разделяющее его и Эсперансу, и выдернул ее из-за стола. Со стоном их губы слились в отчаянном голодном поцелуе. Его руки, кажется, были везде, обнимали ее, скользили по ее телу, жадно исследуя и предъявляя на нее права. Женщину охватила не меньшая страсть, она сама прижималась к нему изо всех сил, каждой волнующей округлостью своего тела. Ее пальцы метались по его спине, плечам, волосам. Он чуть толкнул ее вперед, к столу, стремясь еще плотнее почувствовать мягкие изгибы, отчего парадный фарфор жалобно звякнул. Но они оба не слышали этого. Эсперанса со стоном тянулась к Бьерну, а он, скользя губами по ее шее, подхватил ее за восхитительно упругие ягодицы и подсадил на стол.

Какой скандал, если бы кто-то увидел их в этот момент! Но им не было дела ни до кого. Бьерн покрывал легкими поцелуями призывно белеющие в волнах алого шелка окружия ее груди. Эсперанса откинулась назад в пространстве, свободном от тарелок. Ее рука путалась в его волосах, умоляя ни в коем случае не прекращать эту сладкую пытку. Эсперанса обвила его бедра ногами, притягивая еще ближе в плен ее объятий. Его рука непроизвольно скользнула по ее ноге, и ощущение обнаженной кожи под пальцами обожгло, словно ударом тока.

– Господи, да есть ли на вас хоть что-то под этим платьем? – выдохнул инквизитор, пораженный своими подозрениями.

– Кое-что может быть и есть, – прозвучал между поцелуями игривый ответ Эсперансы, – можете проверить.

Ее слова лишили Бьерна последних остатков самообладания. Он сдернул ее со стола и повел прочь из столовой. Держась за руки, словно боясь хотя бы на секунду разорвать контакт,

они проследовали вглубь дома, пока не достигли спальни.

Знакомая аскетичная обстановка комнаты едва мелькнула перед глазами Эсперансы, прежде чем она снова оказалась в объятиях Бьерна. Всё, кроме его близости, перестало иметь значение. Звук захлопывающейся двери сменился страстными стонами. Она решительно сорвала с него фрак. Тонкие пальцы ловко освобождали одну за другой пуговицы на мужском жилете и рубашке, пока он шептал ей на ухо, не забывая нежно покусывать его:

– Как вытащить вас из этого?

Ловкое движение со шнуром на спине, и красное шелковое облако скользнуло по ее телу блестящим водопадом. В неярком свете камина, который только и освещал комнату, она осталась в одеянии, которое пыталось изобразить собой нижнюю сорочку.

Глубокое декольте, перекликающееся с вырезом платья. Полупрозрачный шелк, не скрывающий изящных округлых грудей с трепещущими вершинами сосков. Подол, едва прикрывающий поросль темных волос внизу живота. Ее почти обнаженное тело сводило Бьерна с ума.

Тонкая ткань была решительно отброшена куда-то в сторону. Они оба упали на кровать, не в силах оторваться друг от друга. Соприкосновение обнаженной кожи доводило до неистовства. Инквизитор еще успел более-менее осознанно избавиться от брюк, но утонул в неге ее тела.

Эсперанса же почти теряла разум от нахлынувших ощущений. Никогда, ни с кем из своих прошлых любовников, она не чувствовала сотой доли того, что дарили ей нетерпеливые ласки Бьерна. Она впервые полностью отдалась во власть страсти, позволив своему телу взять верх и над разумом, и над чувствами, которые обычно руководили ее жизнью. И была стократ вознаграждена за это. Она жадно требовала и тут же получала желаемое. Его упругое, тренированное тело на ней, его запах, его руки и губы, исследующие ее тело, – все сливалось в бесчисленные оттенки удовольствий.

Казалось, Бьерн угадывал ее мысли и желания прежде, чем они успевали возникнуть. И сам терял голову. Ни одна его фантазия, ни один сон, что изводили его с момента их знакомства, не приблизились к тому восторгу, что он ощущал, сжимая ее в своих объятиях в реальности. Чувствовать ее податливость в танце было блаженством. Слов, чтобы описать чувство от ее податливости и открытости для него сейчас, он просто не знал. Эсперанса, словно бездонный омут, затягивала его все глубже и глубже.

Когда она нетерпеливо укусила его за плечо, он поймал ее руки и осторожно завел за голову, удерживая на месте. Бьерн чуть отстранился, чтобы взглянуть в глаза обезумевшей от страсти женщине. Она нетерпеливо дернулась под ним, почти не помня себя. Ее глаза были полны голода.

Его возбуждало знание, что рядом с ним не благообразная мисс, вроде его первой жены или тех юных дебютанток, которых пыталась подсунуть ему мать в последнее время, а раскованная женщина, желание которой не уступало его собственному. Женщина, знающая, чего хочет и как это получить.

– Шшш, не так быстро, – пытался он чуть остудить ее пыл, – позвольте мне насладиться вашим совершенством.

Но как бы ни благи были его намерения, как бы ни хотел он сделать их первый раз, пусть и столь спонтанно наступивший, исполненным, в первую очередь, ее удовольствием, он уже понимал, что дольше просто не выдержит. Он не мог ждать, и не хотел опростоволоситься с ней, как подросток, впервые увидевший обнаженную женщину.