Повесть о суровом друге
Шрифт:
Скоро на станцию влетел эшелон с войсками. Заиграли трубы, всадники вскинули обнаженные шашки. Из штабного вагона вышел генерал с черной повязкой на глазу, с шашкой и маузером.
Откуда-то появилась толпа горожан во главе с Цыбулей. Они поднесли генералу буханку пшеничного хлеба и солонку. Потом один бородач налил генералу бокал вина. Тот поднял бокал и крикнул хриплым голосом:
– Пью за вас, орлы мои!
Он выпил вино и разбил бокал о рельс.
Грянуло «ура», кавалеристы обнажили шашки.
– Я знаю, кто этот косой, -
– Это генерал Шкуро!
– А кто ему глаз выбил?
– Нашлись добрые люди...
Не успели мы опомниться, как оба едва не упали от неожиданности и удивления. Все что угодно можно было ожидать, только не этого. Среди офицеров, окружавших генерала Шкуро, мы увидели Геньку Шатохина. Надменный кадет в форме держал себя щеголем и даже перчатки белые надел, как тогда на речке Кальмиус.
Я со страхом подумал: если Генька увидит нас, то не сносить нам головы. Сам генерал Шкуро выхватит саблю, чтобы нас зарубить.
Не отрываясь, Васька смотрел на кадета. Нет, он не боялся помещичьего сынка, а завидовал ему. Ненамного кадет старше, а вот взяли его в армию. Почему же белогвардейцы берут своих, а наши наотрез не хотят записывать нас? Вот, наверно, о чем думал Васька, глядя на красивую, в серебре шашку кадета, на его сапожки со шпорами, на серую кубанку с малиновым верхом.
Мы сначала прятались за будкой, а потом Васька юркнул под вагон: хотел быть поближе к Геньке.
Мне было боязно оставаться одному за будкой, и я перебежал к Ваське. Мы притаились под колесами вагона.
Между тем генерал Шкуро в сопровождении офицеров ушел в здание вокзала. А Генька остался на перроне. Важный, он расхаживал вдоль штабного вагона, как будто охранял его. Из-под вагона нам были видны его сапоги и конец шашки. А Генька - ну и хвастун!
– прогуливаясь, незаметно стукал каблуком о каблук, чтобы шпоры звякали.
Прятаться под вагоном было опасно, сидеть неудобно, и мы собрались давать тягу, но в это время к Геньке кто-то подошел:
– Здравствуй... То есть здравствуйте, Геня...
Я мог поспорить, что это был голос Сеньки Цыбули. Я присмотрелся и по грязным ногам узнал колбасника.
– Здравствуй, если не шутишь.
– Не узнали? Я Цыбуля... Помните, воевали вместе.
– Как я мог с тобой воевать, если я офицер, а ты гражданская крыса.
– Гы-гы, крыса... Смешно. А почему на вас такая форма красивая, Геня?
– Обыкновенная, офицерская...
– А ты... а вы теперь уже не кадет?
– Как видишь, подпрапорщик.
– А что вы тут делаете?
– Спасаю Русь святую.
– Мы тоже спасаем... У нас в городе уже пятнадцать рабочих и крестьян повесили.
– Ну и правильно. Этих большевиков надо душить...
Лицо у Васьки взялось красными пятнами. Я боялся, что он не выдержит, вылезет из-под вагона и бросится на кадета. Осторожно я потянул его за рубаху:
– Тикаем, Вась...
За пристанционным поселком мы устроили засаду на Сеньку: знали, что он будет возвращаться
Скоро Сенька показался. Мы сначала пропустили его, а когда хотели окружить, он спохватился и бросился бежать. Ваське нечем было запустить в колбасника, и он, торопясь, достал из-за пазухи дыню и кинул Сеньке вслед. Дыня угодила ему прямо в затылок. Сенька икнул, но удержался на ногах и еще сильнее пустился улепетывать от нас. Дыня раскололась. Жалко было оставлять добро, я хотел поднять запыленные куски, да противно стало. Бросил.
На другой день Васька принес из города кучу новостей: Красная Армия наступает, белогвардейцы сматывают удочки, а на Черном море в городе Одессе французские моряки не захотели воевать против русских рабочих, восстали и подняли на своих кораблях красные флаги революции.
У нас, на окрестных рудниках, скапливались партизаны. Белогвардейцы метались по городу.
– Приходит вам крышка, - шептал Васька, глядя, как уезжают из города деникинские пушки, как тянутся по улицам обозы, а худые клячи везут кухни с кашей, а в каше камней полно - ребята набросали...
Жить стало веселее. По вечерам небо загоралось багровыми зорями, и Васька, глядя на них, говорил, что это не от солнца, а от красных знамен. Западные пролетарии всех стран идут к нам на выручку. «Скоро, скоро, думал я, - алые знамена заполнят всю нашу красивую, освобожденную от деникинцев степь».
– Недолго осталось вам жить на свете!
– говорил Васька, провожая белогвардейцев.
– Самую тютельку осталось вам жить, и даже меньше!..
Глава двенадцатая.
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
И взойдет над кровавой зарею
Солнце правды, свободы, любви,
Хоть купили мы страшной ценою
Кровью нашею - счастье земли.
1
Власть в городе менялась по нескольку раз в день. О том, кто занял город, узнавали по флагам на доме лавочника Мурата.
Утром, прежде чем выйти на улицу, мы выглядывали в окно. Если над крыльцом своей лавки Мурат вывесил красный флаг - в городе наши. Тогда все высыпали за ворота. Если черный - махновцы. Если болтался желто-голубой лоскут, значит, город занял атаман Петлюра.
Но вот уже прошла неделя, как наши отступили на Пастуховский рудник, а на лавке Мурата болтался ненавистный белогвардейский флаг: бело-красно-синяя тряпка. Васька жалел, что не ушел с Красной Армией. Ведь там, за Пастуховским рудником, все наши: комиссар дядя Митяй, Сиротка, отец Алеши Пупка - дядя Ван Ли.