Повесть о юнгах. Дальний поход
Шрифт:
— А я не как большевик? — спросил Авраамов. — Для Советской власти, во славу рабоче-крестьянского Красного Флота, я обучил тридцать тысяч моряков. Командиров. Офицеров! Так-то, Василий Петрович. Все. Можете идти!
Не знаю, как мне удалось выскользнуть. Старшина ушел, не взглянув на нас. Потом вышел Авраамов. Мы, полуголые, встали по стойке «смирно».
— Вольно, — рассеянно козырнул Авваамов.
И тоже ушел. Деревянные ступени лестницы скрипели под ним.
Юрка почесал переносицу:
— Все хочу у
Только теперь один из нас произнес это слово.
— Правая нога сильнее, — сказал Леха. — И человек в лесу всегда незаметно берет влево. Это мне отец говорил.
Он смотрел в топку, на огонь, упрямо наклонив лобастую голову. Лицо раскраснелось от жара.
Леха повзрослел. Сейчас мы все это увидели. Губы у него стали жестче. И глаза.
Мы молчали.
Но я знал: нам очень хочется, чтобы он стал, как раньше, рассказывать об отце. Будто с этим рассказом должно было утвердиться что-то важное, такое, без чего жить труднее — как в потемках.
— Мы с ним тоже один раз поплутали, — сказал Леха, глядя в огонь. — Компас испортился. Потом-то отец признался, что нарочно так сделал. Ориентироваться учил… — Он вздохнул. — А я даже не знаю, в новой форме он погиб или нет…
Мы еще долго молчали. Но молчание уже не было напряженным.
Леха сказал:
— Главное, что старшина в нас верил. Знал, что придем.
— Правильный он человек, — повторил Юрка. — А переживал… Как в кубрике-то сидел?
«Не только из-за нас он переживал», — промолчал я, подумав о подслушанном разговоре…
В полночь Воронов неожиданно прислал нам смену — десять человек. Мы оделись и вышли из штаба.
Темень гудела вовсю.
Я посмотрел на окна соседнего дома. Света не было. Спала Наташа Авраамова, шестнадцатилетняя дочь начальника школы юнг. Спал капитан первого ранга.
А в кубрике спал наш старшина, бывший матрос революционного крейсера «Аврора». У двери висела его шинель. Погоны были пришиты.
XII
«Тьфу, опять в палец! — Я выдавил капельку крови и слизнул ее. — Еще заражение получишь…»
— Колется? — засмеялся Юрка.
Мы сидели без тельняшек — в кубрике было тепло — и шили небольшие, величиной с ладонь, чехлы.
— А, черт! — сморщился Юрка.
— Хорошо смеется последний, — сказал я. — А у меня готово.
— Покажите-ка, — подошел Воронов. — Вы что, махорку в нем будете носить?
— Нет, комсомольский билет.
— Распороть. И зашить снова — аккуратно.
— Есть…
— Гы! — Юрка торжествовал.
— Не получается, товарищ старшина, — сказал Сахаров. — Не мужское это дело.
— Умора, — сказал Воронов. — Настоящий мужчина!
— Нет, ну пуговицу пришить, подворотничок… — Вадик пожал плечами. — А такая сложная работа…
— Настоящий
— Моряк без девушки, — поспешно изрек Сахаров, — это корабль без якоря.
Воронов даже не ответил. Присел у печки, подправил дрова и, глядя на огонь, добавил:
— Только тогда она ему и нужна. По-настоящему, а не чтобы носки штопать…
— Понятно, — сказал Вадик.
Старшина улыбнулся.
…Если кому-нибудь из нас в действующем флоте вручат, допустим, медаль, может быть, даже орден, каждый ответит: «Служу Советскому Союзу!» Так положено.
Но сегодня, когда заместитель Авраамова капитан третьего ранга Шахов пожал мне руку и сказал: «Поздравляю», я ответил так же:
— Служу Советскому Союзу!
На комсомольском билете — тоже два ордена. А пониже вписаны моя фамилия, имя и отчество…
И проставлена дата выдачи: 23 февраля 1943 года.
И обозначено место: Северный флот.
Моряки носят комсомольские и партийные билеты на груди, у сердца, в небольших чехлах, которые прикрепляются к тельняшкам. Это, наверное, самая молодая флотская традиция.
— Получилось, — кивнул Воронов.
…А на тельняшке — полосы, синие и белые. Синее — это море. Белое — облака. Старшина рассказывал… Во времена парусного флота, когда вахтенный офицер посылал команду по реям, матросские рубахи сливались с парусами. Было трудно следить за работой команды. Тогда эти рубахи стали раскрашивать полосами. Вот откуда пошли тельняшки…
Мы натянули их на себя (на груди — комсомольские билеты), достали из-под матрацев брюки (там они отглаживались), надели фланелевки и синие матросские воротнички с тремя белыми полосками.
Синее — это море. Белое — облака.
А три полоски — в честь трех великих побед русского флота: Гангута, Корфу и Синопа…
— Приготовиться к построению? — торжественно объявил дневальный.
Мы густо намазали ботинки тавотом. Затянули шинели флотскими ремнями с ярко надраенными бляхами. Пожалели, что нельзя надеть бескозырки.
Они лежали на полке, золотились буквами ленточек.
Про ленточки нам тоже рассказывал Воронов… Когда-то моряки носили их на шляпах, чтобы в море, на ветру обвязывать вокруг шеи. Эти моряки были настоящие мужчины — на утлых суденышках они надолго уходили далеко-далеко от земли. А таких всегда провожают невесты и жены.
И одна из них, прощаясь с любимым, подарила ему ленту на шляпу. Лента как лента, только на ней было вышито имя этой девушки. Она долго стояла на берегу, следила, как тают вдали паруса.