Повесть о юности
Шрифт:
Это было на предпоследнем уроке. Потом перемена и церемония последнего звонка. В большом актовом зале выстроилась вся школа, по классам. Краткое слово директора, и к десятым классам подходят первоклассники. У каждого из них небольшой букетик подснежников.
К Борису подошел маленький черноглазый мальчуган в коричневом вельветовом костюмчике. Приподнявшись на носки, он тянулся рукою к боковому кармашку пиджака Бориса, чтобы засунуть туда свои подснежники. Борис нагнулся, подставляя ему грудь, а потом вдруг схватил мальчугана, поднял и поцеловал
— Как учишься-то?
— Хорошо!
— Ну, учись!..
— Дайте десятым классам последний звонок! — громко сказал директор.
Из двери торжественно вышла тетя Катя. В руках у нее был большой, «допотопный», перевязанный розовой лентой звонок, заменявший на сегодня обыкновенный — электрический. Она высоко подняла его над головою и прозвонила.
Десятые классы пошли на последний урок. Этот урок Полина Антоновна провела в обычном деловом, рабочем тоне. Говорила о подготовке к экзаменам, о режиме на это время, о множестве других, мелких, но очень важных вопросов.
— Ну! Вот и все! — закончила она свою беседу, и в том, как она сказала «все», Борис почувствовал, что и для нее конец занятий тоже связан с какими-то своими большими переживаниями.
Кончился урок, но ребята долго не поднимались со своих мест. Не хотелось! А потом вышли из школы и всем классом отправились в кино.
На подготовку к первому экзамену — к сочинению по литературе — было дано два дня.
Борис обложился книгами, решил повторять. Но просто повторять оказалось делом бессмысленным, если в течение года ты не работал, то за эти два дня ничего не сделаешь.
Борис перелистал учебник в поисках того, чего он не знал, в чем не был до конца уверен. «Пушкина — знаю. Лермонтова — знаю. Гоголя? — Чего же я не знаю?»
Потом стал сам себе «подковырки строить».
«В чем разница между романтизмом и романтизацией?»
«В чем величие русской литературы?»
«Каковы основные черты метода социалистического реализма?»
«А что нового внесла в этот метод советская литература после Горького?»
Потом стал думать. Но думал, кажется, больше не о предмете, а о себе, о своих силах. Сдашь ли? Способен ли?
Словом, эти два дня Борис не столько готовился, сколько волновался. А накануне экзамена, вечером, отец отобрал у него книгу и сказал:
— Ну, брат, перед смертью не надышишься! Давай-ка лучше в шашки сыграем!
Они сыграли в шашки. Борис успокоился и лег спать.
Утром, надев хороший костюм и повязав новый галстук, он пошел в школу. Во дворе толпились ребята. Они держались кучками, по своим классам, тихонько смеялись, шутили, хотя в душе, вероятно, так же волновались, как волновался Борис.
Когда открылись двери школы, первыми вошли в них выпускники, десятые классы, а остальные — это Борису показалось трогательным — проводили их аплодисментами.
Актовый зал, заставленный партами. Тишина. Стол, покрытый красным сукном. Портреты Ленина, Сталина. Комиссия. У всех строгие, официальные лица — так и кажется, все будут сейчас тебя топить.
Объявили три темы. Борис прочитал их и помертвел: он ни одной не знал. Из головы у него все точно ветром выдуло.
«Что же это такое? — подумал он. — Учился, учился — в ничего не знаю!»
Мысли его разбегались, и он делал отчаянные усилия, чтобы собрать их вместе. Но из этого ничего не получилось.
«Нет, подожди! Дай успокоюсь!» — сказал он сам себе.
Он почему-то вспомнил, как переплывал реку в Гремячеве, как чуть не утонул тогда и спасся только потому, что взял себя в руки. Постепенно взял он себя в руки и теперь. Борис выбрал тему, и все мысли его устремились теперь в одном направлении, точно в открытый шлюз.
Так начались экзамены…
Борис даже с Таней в это время виделся редко.
— Знаешь?.. Тысяча книг и одна ночь! — сказал он ей.
Так и уговорились: если некогда — не приходить.
Но так, конечно, не делали. Бывали горячие денечки и у него и у нее, но по субботам все равно приходили в условленное место, к памятнику Гоголю, и, перекинувшись немногими словами, расходились. Ну и, конечно, волновались не только за себя, но и друг за друга. Борис волновался за Танину математику. Таня с нетерпением ждала, какую отметку получит Борис за сочинение. По его сияющим глазам она узнала.
— Пять?
— Пять!
— Как я рада!
И так же радовался Борис, когда она получила пятерку за письменную математику. И вместе с нею огорчился за устную, по которой Таня получила четыре.
— Ну, это ничего! — успокаивал он ее. — Письменная важнее! — хотя, почему важнее, он и сам не знал.
У Вали Баталина в дневнике это время отражено так:
«Готовился по алгебре. Сдавал алгебру».
«Готовил историю. Сдавал историю».
Так и Борис: готовил и сдавал, готовил и сдавал.
И вот — конец! Последний день, последний вечер в школе!
Вечера были в один день — и у мальчиков и у девочек. Сначала это всех огорчило. Потом — обошлось, и получилось очень хорошо.
На вечер пришли многие из родителей, даже Лариса Павловна приняла в организации вечера живое участие. Федор Петрович явился при всех орденах, как всегда неторопливый и сдержанный, но, совершенно очевидно, очень довольный — Борис получил медаль. Серебряную, но медаль! Федора Петровича выбрали в президиум, и он степенно сидел за столом, покрытым красной скатертью, обдумывая про себя, что бы сказать на прощание этим юнцам, глядящим из зала такими полными света глазами.