Повесть об Анне
Шрифт:
– Ну, слава богу, – закусив губу, вздохнула Анна.
– Да ладно вам, – махнул рукой Охрименко и откинулся на спинку кресла.
– Что? – удивился Анна.
– Все вы помните, – улыбнулся он. – Ну, может, не все, но больше, чем мне тут вещаете. Анна, вы и раньше всегда, как оказывалось, вспоминали детали всех ваших… этих… ночных приключений. И сейчас помните, – профессор скривился и развел руками. – Время тянете? Куда? Зачем?
– В смысле? – из-подо лба серьезным голосом произнесла Анна. Лицо ее менялось. Словно отдельные черты лица перестраивались. Менялась также форма глаз и уголки губ. Лицо становилось немного белее обычного. И даже такого
– Ладно, – махнул рукой Охрименко, – продолжим. Вы говорили, что вам снилось что-то неприятное?
Анна молча кивнула, взгляд ее был недоверчив, и обида плавно перетекла в раздражительность. Как правило, в таком состоянии, пациенты зачастую перестают контролировать свои эмоции, но взгляд Анны, наоборот, был полностью сконцентрирован и прикован к профессору.
– Что именно вам снилось? – спросил профессор, наблюдая за тем, как лицо Анны уже значительно переменилось с того времени, как она вошла в этот кабинет. Он не стремился провоцировать ее, но нарочно подыгрывал ее злобе, дабы следить за спектром ее реакций.
– Что мне снилось? – спокойно произнесла она. – Скажу честно… Не стану я об этом рассказывать. Он говорил, чтобы я не смела про это трепаться, я и не посмею.
– Кто «он»?
Анна подняла голову и улыбнулась, лицо ее вновь стало загадочным и посветлевшим.
– Я не стану говорить вам, – улыбнулась она.
– Понятно, – кивнул спокойно профессор. – Интересно другое. Когда ты у нас только появилась, ты была в худшем состоянии… В намного худшем, помнишь? А теперь? Приступы стали гораздо реже, твое сознание в большинстве случаев не такое спутанное… Тебя это разве не радует?
– Хм… А с чего вы взяли, что мне лучше?
– Ну как это! Были симптомы, теперь их меньше, – непонимающе ответил Охрименко. – Это происходит при всех заболеваниях. Если у тебя был сильный кашель, а после сиропа дыхание стало чистым, то считается, что тебе лучше.
– Понятно, – кивнула Анна.
– Но на пути к окончательному выздоровлению, на пути к полному восстановлению, зачастую появляются какие-то абсурдные препятствия: пациенту лучше, но ему становится лень лечиться далее. Он просто самовольно соскакивает с лечения. Тем самым отдается в руки рискам осложнений. Но, Анна… Курс лечения всегда должен быть пройден до конца. Как и с кашлем, микстуру нужно пить до упора даже если стало лучше. Как и с вирусными инфекциями – прием антибиотиков ведь никто никогда не прерывает. И наше с тобой общение, наша, терапия – все это нужно продолжать.
– Логично, – кивнула одобрительно Анна, хлопнув в ладоши. – Правда, профессор, логично и очень убедительно!
– Ну вот и отлично. Я, если честно, предлагаю проводить все наши беседы в дружеском формате. Иначе, как мне кажется, и быть не может. Это комфортно, удобно, да и правильно. Так что? Давайте общаться, Анна?
– Давайте.
– Вернемся к сновидениям. Расскажи мне о них. Что тревожило?
– Нет.
Профессор вздохнул.
– Времена электрошоковых терапий и хирургических вмешательств в ткани мозга прошли… – произнес он огорченно.
– А вы хотели бы, чтобы эти времена вернулись? – засмеялась Анна.
– Упаси Господь, нет, конечно! – улыбнулся профессор. – Если бы эти времена вернулись, я ни за что не работал бы в психиатрии. Я пользуюсь только теми методами, которые полезны для здоровья, но прежде всего гуманны. Лишь такое лечение может помочь.
– Похвально, – усмехнулась Анна, – но у меня с собой нет диктофона, вы распинаетесь зря,
– Просто я очень не желаю прописывать тебе сильные средства… Мне советуют коллеги, но я хочу обойти те способы, которые…
– От тех таблеток я не могу рисовать.
– Именно, – Охрименко приподнял указательный палец. – А рисуешь ты очень неплохо! Да что уж там, очень хорошо! Но, заметь, эта способность к творчеству вернулась к тебе именно здесь, в клинике.
Анна сочувственно улыбнулась, то ли сочувствовала себе несчастной, то ли профессору, который зря, как она уже сказала, распинался.
– Меня беспокоят твои приступы. Такие, например, как прошлой ночью.
– Ладно, все! – махнула рукой Анна, зрачки ее заметно сузились, и без того светлые глаза стали чуть ли не прозрачными. – Вам надо что, товарищ доктор? Хотите знать мои сны?! Сами-то свои помните? Нет? Чего так? Ах, ну да, большинство снов мы забываем, когда просыпаемся!
Анна равнодушно бросила взгляд на профессора и на лице ее начала прорисовываться надменность. Не успел Охрименко что-то сказать, как Анна, приподняв руку, прервала его на полуслове и произнесла:
– Мне снилось, профессор, как я ходила по даче, день был такой солнечный… Затем я зачем-то полезла на крышу… Поставила стремянку и полезла. Дом невысокий, но по лестнице пришлось подниматься очень-очень долго. Ну, вы сами знаете, профессор, в сновидениях такое бывает, когда не сходятся габариты. Ну, в общем, я поднимаюсь, поднимаюсь… Десятая ступенька, двадцатая, крыша уже близко, рукой можно дотянуться… И тут хрусть! Ступенька, трещит под ногой, и я лечу вниз. Хватаюсь руками за воздух, за пустоту, но понимаю, что конец мне. Долго так лечу, крыша от меня отдаляется все дальше и дальше, прищуриваюсь так крепко в ожидании сокрушительной боли, кусаю губы. Осознаю, что вот-вот спиной о землю ударюсь, вот-вот столкнусь… И просыпаюсь.
Охрименко не дышал, бледный он сидел и смотрел в стол, часто моргая. Ощущение сильнейшего дежавю било пульсом в его висках. Уста Анны полностью озвучили его собственный сон этой ночью, который он внезапно вспомнил. Ему действительно это снилось. «Черт возьми, – думал он, – мне и вправду это снилось! Дача, солнце, стремянка, крыша, хруст под ногой, ловлю воздух, падаю, лечу!». Он изумленно глядел на Анну, в голове у него выстреливали десятки мыслей и попыток понять, как она проделала такой трюк.
– Что это вы так побледнели? – произнесла пациентка, властно подняв голову и медленно поднимаясь с кресла. – Вы спросили, что мне снилось, я вам вроде как ответила. А на вас теперь прямо лица нет, неужто вам снилось то же самое? Хе-хе, – стоя перед профессором, Анна загадочно ухмылялась. – Говорят, профессор, если сны совпадают, то это любовь. Я бы рада, профессор, влюбиться в вас, но вы сами сказали, что мне нужен кто-то моложе.
Облокотившись на стол руками, она стояла перед Охрименко, словно грозовая туча, нависшая над цветочным полем. Несмотря на первоначальную уверенность в своем врачебном доминировании, сейчас он чувствовал себя маленьким и беспомощным, а его пациентка, словно гигантская скала, упираясь в самое небо, мрачной своей тенью давила на него. Он чувствовал, что тонет в ее плотной тени. Ему было что сказать, он мог с легкостью откинуться на спинку кресла и промолвить что-то о ее развитой интуиции и умении внушать свои соображения, о необходимости принимать какие-то препараты; мог быстро вернуть ее назад, в статус страдающей недугом, тяжелой пациентки с острой формой шизофрении.