Повесть об Анне
Шрифт:
– Не буду томить вас. При падении тела с балкона его потенциальная энергия превращается в… Какую?
– Ну, – задумался Леонид, – электромагнетизм, знаете, предполагает… Хочу сказать лишь, что в интегральных кривых конечно… Здесь, по крайней мере… Ладно, уж, не буду тянуть кота за хвост… Три! Три целочисленных решения.
– Какие решения Леонид? Какой еще электромагнетизм?
– Что вы хотите?
– Чтобы вы вспомнили, как усиленно мы с вами работали! Как я с вами трудился!
– Да помню я все.
– Помните! Конечно, помните! Но при
– Помню.
– И что было?
– Я не смог читать. Мне было неинтересно.
– Да. А почему я загрузил вам в палату все эти книги?
– Не знаю! – мучительно взвыл Леонид, обхватив руками свою голову.
– Чтобы вы стали тем, кем себя воображаете! И ничего не вышло. А книги и учебники по физике вы помните? Помните, как вы плакать стали, увидев все эти формулы?!
– Да!
– Зачем же тогда вы продолжаете? Зачем, если помните?
Леонид тяжело дышал, вздыхал и молчал.
– Я не хочу выписывать вам нейролептики, – произнес профессор. – Я не хочу приглушать вас препаратами. Вы просто должны, вы обязаны помнить, как мы с вами работали. И тогда основой для вас станет реальный мир, где вы не иллюзия, Леонид, а реальный человек. Договорились?
– Да.
– Что у вас в кармане?
Леонид судорожно вцепился в карман:
– Сигарета!
Он кричал так, словно ставил ставки в казино. Именно с таким отчаянным криком люди, собравшиеся около рулетки, кричат: "Красное!" или "Черное! Ах, нет, красное! Красное!".
– Что у вас в кармане? – медленно повторил профессор.
– Шариковая ручка.
– Хорошо.
На несколько секунд в кабинете наступила тишина. Снаружи, за окном, на козырьке сидел голубь. Приподняв свои крылья, он замер, просушивая перья в солнечных лучах. Леонид и профессор, оба, смотрели на голубя. Каждый думал о своем.
– Сегодня ночью был дождь, – произнес Охрименко.
– Да, был.
– Как спали?
– Хорошо.
– Что-то необычное происходило?
– Например? – задумался Леонид.
– Например, Анна заходила ночью в вашу палату?
– Да, было такое.
– И что? Зачем заходила?
– Она разбудила меня и рассказывала о том, как древний философ обманул императора. Очень интересно было, хотя… – печально вздохнул Леонид. – Она мне это рассказывала, как историку.
Леонид, казалось, наконец-то пришел в себя и стал самим собой. В эти моменты, когда мужчина осознавал и признавал, что не был ни историком, ни физиком, он становился единой личностью, лицо его казалось посветлевшим, а здоровый румянец на его пожилых щеках придавали коже и характеру заметные оживленные оттенки. Охрименко радовался таким моментам, так как именно ему однажды впервые удалось собрать все части рассудка Леонида в целое.
– Она просто пришла и начала рассказывать о философе и императоре?
– Ну не только об этом она говорила… Философ его обманул, а затем предложил рабам с
– И что?
– Ну, я поблагодарил ее за рассказ, и она ушла.
– Не могу понять, – нахмурился профессор, – почему вы ее просто не прогнали? Она ведь вас разбудила, прогнать было бы нормальным. Да и чем для вас ее рассказ мог оказаться полезен?
– Я не мог уснуть потом. В моей комнате громко начали спорить Федор, который физик, с Левтаном, который историк. Ведь разбрызгивать воду тогда не могли, насос-то еще не был изобретен, верно?
Охрименко уже слыхал от коллег, что Анна не раз провоцировала Леонида на внутренние его споры с самим собой, не раз уже будоражила в нем внутренние конфликты. Теперь профессор окончательно понимал, что она специально подливает масло в огонь его заболевания.
– Да и как же я могу ее прогнать, – развел руками Леонид, – это ведь Анна.
– И что?
– Она очень… Хорошая…
– Вы хотели сказать хорошенькая?
– Нет, господи, вы что! Она в дочери мне годится, я хотел сказать хорошая.
– Вы так считаете?
– Конечно! Она очень мудрая и не по годам образованная!
– Ладно, пусть так и будет. Но то, что я вам говорил по поводу острой необходимости помнить все наши с вами достижения, вы запомнили?
Голубь, который сидел за окном встрепенулся, поправил крылья и взлетел, направившись в сад клиники. И снова оба мужчины смотрели в окно, продолжая размышлять. Но на этот раз в полном согласии друг с другом.
– Помните о том, что вы – Леонид. Не Федор-историк, не Левтан-физик. Не допускайте внутренних споров и разногласий. Игнорируйте навязчивые мысли, ловите себя на том, что вы не можете знать то, о чем думаете или говорите. Как-то вы рассказывали мне, Леонид, что заняты исследованиями в области… Напомните, в области чего?
– Был занят… В области систематематики.
– Ну вот, – улыбнулся профессор. – Уверяю вас, что и науки-то такой не существует. Ваш разум сам ее придумал, соединив слово «система» и, полагаю, слово «математика».
– Да уж, – стыдливо прикрыв лицо, взялся за голову Леонид.
– Ничего страшного, – махнул рукой профессор, – главное, чтобы вы осознавали, как все происходит на самом деле.
На столе у профессора зазвонил телефон. Он снял трубку.
– Профессор, – послышался в трубке голос медсестры Светланы, – проснулась Анна. Она собралась и направилась к вам.
– Хорошо, работайте, – ответил Охрименко, подразумевая, что, когда Анны в палате не будет, санитарам необходимо зайти к ней и сменить в двери замок.
– Хорошо, – поняв намек, ответила Светлана. – Я помню.
– Ну что ж, – произнес Охрименко Леониду, положив трубку, – на сегодня все. Мы с вами друг друга поняли. Я очень-очень рассчитываю на ваше благоразумие.
– Спасибо большое, – вздохнул Леонид, ощущая облегченность, словно из безнадежно зияющей раны души вытащили острый камень. – Спасибо. Вы мне помогли, спасибо. Потерялся я немного…