Повесть об Анне
Шрифт:
– Здравствуйте, – послышался тихий девичий голос в дверях.
– Анна! Привет! – улыбнулся Леонид.
– Здравствуйте, – повторила девушка, смиренно наклонив голову и хлопнув ресницами.
– Проходите, Аня, – сказал профессор. – Ну а вы, дорогой мой Леонид, на сегодня свободны.
– Еще раз спасибо!
Леонид крепко пожал профессору руку и вышел из кабинета.
В кресло села Аня. Профессор Охрименко смотрел на ее милое, юное лицо, светлые глаза и стеснительный взгляд. Самый тяжелый его пациент сидел сейчас перед ним. Он достал несколько листков с распечатанными вопросами и протянул
– Это мне?
– Вам, Анна. Немного тестов. Возьмите ручку, вон там лежит с краю на столе… Уделите минут пять этим вопросам, а я пока займусь своими делами. После теста мы с вами немного побеседуем.
* * *
Станислав Сергеевич собрал некоторые бумаги, позвонил доктору Бергману по поводу своего сына Кости, затем позвонил жене. Неврологи детской больницы, в которую Костю собирались класть, были в сборе, дома жена уже собрала множество вещей маленького мальчика. Сам Бергман был уже на пути в больницу, а на этого опытнейшего врача Станислав Сергеевич возлагал огромные надежды.
Намечающийся консилиум, собранная команда специалистов, каждый из которых был в курсе заболевания Кости, новая, приготовленная палата, концепции обследования – все это основательно укрепляло веру Станислава Сергеевича и его жены в победу. В замечательном настроении, нервном экстазе с неприкрытой, хотя еще и безосновательной, радостью, он удаляется из больницы на несколько дней, а, может, и недель.
Сейчас Костя спит, жена Станислава терпеливо ждет мужа дома, собирая также и свои вещи, понимая, что какое-то время она будет тоже жить в палате, рядом возле своего ребенка. Она будет рядом до тех пор, пока ей не перестанет становиться страшно. В районе шести часов вечера к консилиуму должен присоединиться и профессор Охрименко. Хоть он и Станислав Сергеевич – не неврологи, а профессиональные психиатры, тем не менее оба там будут присутствовать: один ведь как никак отец Кости, а второй – друг семьи и человек, который больше всех участвовал в процессе.
Двери кабинета главного врача Станислава Сергеевича закрываются на ключ, и он покидает больницу, следом за ним ее покинет профессор Охрименко, но, лишь когда завершит тестирование пациентов. Медсестра Светлана также надеется на лучшее. Многие боятся и переживают, искренне желая снова видеть главного врача счастливым как однажды, когда он узнал, что у него родился сын – по-настоящему счастливым, умиротворенным.
* * *
Анна окончила тест, передала профессору Охрименко листок с расставленными ответами. Он приколол его к остальным ее листкам с прошлыми тестами.
– Подковырчатые вопросы, – ухмыльнулась Анна.
– Подковырчатые? – поправил очки профессор. – Это как?
– С подвохами.
– Полагаете? – задумчиво сдвинул брови Охрименко. – Только эти такие? Или предыдущие тоже были?
– Только эти. Предыдущие обычные.
Профессор сложил перед собой руки, вновь поправил очки, и посмотрел на Анну. Под густыми светло рыжеватыми, по большей мере седыми, бровями, в диоптриях его линз скрывалась пара молодых, серых глаз. Взгляд его острый, отчасти суровый, всегда был очень проницателен и свеж. Не по себе часто было от этого его
Перед ним побывали сотни притупленных, измученных, изувеченных раздражением взглядов. Но эта пара светлых девичьих глаз скрывала то ли ложную, то ли неприступную и объективную тайну. Анна, как и все, смутилась от неловкости, возникшей перед этим жестким взором, сверлящим до самого ядра личности. Но профессор Охрименко видел, и ему было не по себе от понимания того, что, вероятнее всего, она изображала неловкость. Порой она сама заглядывала в глубину его профессорских глаз, и искала там что-то, вовсе позабыв о смущении. Скорее, с любопытством.
– Как вы себя чувствуете? – произнес он сухо, но дружелюбно.
– Отлично.
– Как спали сегодня?
– Эх, – засмеялась Анна, махнув рукой, словно они с профессором старые друзья. – Знаете ведь, что ночью мне плохо было… И такое спрашиваете.
– Анечка, – улыбнулся он строго, – ну у нас же тут не светская беседа. Я вас спрашиваю, а вы так весело смеетесь. Давайте немного серьезнее. Расскажите про эту ночь. Что помните?
В глазах пациентки на мгновение блеснул огонек, губы ее сжались в неприязненной улыбке. Она, очевидно, была обижена. В ее случае, понимал профессор, поставить ее на место пациентки, означало унизить ее.
– Вечером я легла спать, когда пошел дождь… – начала она.
Профессор внимательно вслушивался, сосредоточенно наблюдая за ее жестами и мимикой, стараясь распознать обман. Он за последний год привык, что для Анны иногда важно то, как она выглядит в беседе. Она хотела, чтобы, например, ее руки выглядели красиво, чтобы жесты были поставлены утонченно, в некой степени она старалась подчеркнуть своим поведением изящество, намекая на свою врожденную интеллигентность. Профессор знал, что у девушки нет этих качеств на самом деле.
– Затем, – продолжала она, – я слышала во сне, что дождь усилился и мне начали сниться плохие сны… Я замечала и ранее такое. Вы, полагаю, и сами помните, что на изменения погоды у меня индивидуальные реакции…
– Продолжайте, – кивнул Охрименко. – Что было далее? Вам снились сны, а потом?
Снова Анна оскорбилась. И теперь из-за того, что профессор не дал ей посмаковать собственными рассуждениями о тонкостях ее личности и индивидуальности ее реакций.
– Потом я проснулась в коридоре, надо мной стояли два парня… Санитары ваши. И девушка, дежурная медсестра…
– Хорошо. А до этого? Как вы там оказались, в коридоре? Вы были в палате у Леонида. Это помните?
– Я была в палате у Леонида?! – шокировано воскликнула Анна, быстро заморгав и прикрыв рукой ухо, словно боясь услышать эту постыдную правду.
– Значит, не помните? – подозрительно прищурился профессор.
– О нет! – испуганно и артистично закачала головой Анна. – Что я там делала?! Неужели?.. О не-е-ет…
– Что?
– Что-то сексуального характера?
– С Леонидом? У вас? – засмеялся профессор. – Ну что вы, дорогуша, я полагаю, вам нужен кто-то моложе.