Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
На шоссе он остановился в ожидании попутного автомобиля. В город не было ни одного, зато из города прошло сразу три полуторки. В них стояли мужчины и женщины с ломами и лопатами — видимо, приехали строить какое-то оборонительное сооружение. Все пели «Утро красит нежным светом». Старший — горластый парень в полувоенной форме скомандовал, строители высыпали на пыльную траву.
— В город поедете? — спросил Генка.
— Ты сдурел? — удивился парень. — Работы у нас ого-го! Товарищи! Не расходиться! Сейчас приедет инженер,
Генка вышел на шоссе и остановился, вдруг замерев от радостного чувства: от железной дороги бежала женщина, размахивая на ходу платком. Она что-то кричала.
— Гена! Подожди-и! — разобрал, наконец, Генка.
Таня подбежала, молча повисла на шее. Он нежно провел ладонью по ее щеке:
— Ну, все. Все хорошо, Таня. Я не обижаюсь.
— Я приду. Вечером. Скажи маме.
Он молча кивнул и подумал благодарно: «Я не ошибся в ней. Я не ошибся».
Подъехала «эмка». На дорогу выскочил военный в форме капитана инженерных войск.
— Гопоненко! — крикнул он. — Все назад! Пулей!
— А как же противотанковый ров? — растерянно спросил старший колонны.
— Какой тебе ров? Ты на небо взгляни, суслик!
Генка тоже посмотрел: с южной стороны на город заходила черная стая самолетов.
«На станцию идут», — определил он.
— Понял теперь? — продолжал кричать капитан. — Отходят наши! Через час-другой немцы будут здесь!
Возвращались уже без пения. Генка стоял в кузове среди плотно сбившихся людей.
Когда въехали на городскую площадь, со стороны станции донеслись глухие удары тяжелых авиабомб, дрогнула земля, и небо заволокли клубы черного дыма.
В горотделе милиции Генку встретила мертвая тишина и ворох раскиданных по полу разноцветных бумаг.
За стойкой обедал дежурный. Торопливо отрезая большие куски вареной колбасы, он отправлял их в рот и жадно жевал.
— Проститься? — увидел он Генку.
— Проститься. Чего машина не пришла?
— Машина, брат, перевозила продовольствие. Если не совсем глупый, поймешь, какое и куда.
— Понял. Я пошел. Бывай.
— Бывай, — отозвался дежурный. — Беспокоюсь я. Станцию, говорят, здорово бомбили, а начальник час назад уехал туда. Вагон с зеками встречать.
— Это же конвой НКВД должен делать, — сказал Генка.
— Некогда считаться, — вздохнул дежурный. — Мы тоже в НКВД. В армии ты куда? В особый отдел?
— Командиром взвода, в пехоту.
— Ну, правильно, — кивнул дежурный. — Для работы в особом отделе ты хлипкий, уж не обижайся, брат. Странное дело: слыхал я, что ты из потомственной чекистской семьи, а конституция в тебе слабая для нашего дела.
— Ладно, не будем обсуждать, — оборвал его Генка. — Желаю тебе удачи. Прощай!
Тренькнул циркулярный телефон. Дежурный сорвал трубку с рычага. Несколько секунд он слушал, потом крикнул, срываясь на хрип:
— Да нет никого, товарищ начальник. Сами знаете —
— Да я уже и не сотрудник, можно считать! — удивился Генка.
— Дуй на станцию, — повторил дежурный. — Начальник ждет.
— Есть!
…Навстречу мотоциклу двигались наши отступающие части. Они вливались на главную улицу из всех боковых улочек и переулков, и у Генки возникло тяжелое, невыносимое ощущение безысходной тоски, словно он стоял перед умирающим, истекающим кровью человеком и ничем не мог ему помочь. Когда Генка сворачивал на привокзальную площадь, поток войск заметно поредел.
Генка въехал на перрон. Сразу же за приземистым зданием вокзала полыхали пакгаузы и багрово мигали раскаленные остовы нескольких вагонов.
Генка бросил мотоцикл и побежал через рельсы. Один вагон сорвало с путей и опрокинуло набок. Это был тот самый «вагонзак», который Генка видел два часа назад. Рядом чернели воронки от авиабомб.
Начальник стоял около грязной рогожи, которая прикрывала нечто очень похожее на уложенные в ряд огромные бутылки.
— Здесь четыре трупа, — негромко сказал начальник. — Все из конвоя. Старший был жив, я его отправил в больницу.
Подбежал стрелок охраны, крикнул:
— Нашли! Его аж за стрелку откинуло.
— Идем! — Начальник побежал. Генка следом.
В кювете, у забора, ограждающего станцию, лежал еще один труп. Он был настолько обезображен, что начальник судорожно повел головой и отвернулся. Попросил:
— Номер на куртке посмотри.
Генка нагнулся. В ноздри ударил приторный запах запекшейся крови. «Н-1205», — прочитал Генка.
Начальник сверился со списком, который держал в руках:
— Это — насильник. Бородулин его фамилия. — Начальник закрыл папку. — Тут, значит, вот какое дело, Кондратьев, — он сурово посмотрел на Генку и продолжал: — В этом вагоне везли четырех осужденных. Все — к «ВМН». Трое бежали. Сейчас они в нашем городе. Хочешь сказать: теперь не до них?
Генка промолчал, и начальник продолжал:
— Мы с тобой с глазу на глаз, и я теперь речей произносить не стану. Например, о том, что раз советский суд их осудил, мы обязаны и так далее. Тут в другом дело. — Начальник снова раскрыл папку. — На свободе — трое опаснейших преступников. Вернее, двое. Один приговорен военным трибуналом за шпионаж. Английский агент. Второй — бандит, убийца. Они взяли у конвоя автомат и два нагана. А немцы вот-вот войдут в город. Имей в виду и то, что бандит этот, Бойко, из нашего города. Обозлен, страшен. Если его не обезвредить, он многих поубивает, да и выдаст немцам всех, кого сможет. Смекаешь?