Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
Шрифт:
— Садись, — предложил офицер Егору и сел напротив. — Говори.
— Вот, — Егор протянул ученическую тетрадь. — Здесь список всех деповских коммунистов — кто остался, и вообще — активистов разных и евреев. Они пили нашу кровь, — не слишком уверенно закончил Егор, натолкнувшись на холодный, изучающий взгляд офицера. — Адреса там, в конце, — торопливо добавил он.
Офицер просмотрел список, потом резко и отрывисто скомандовал. Немцы построились, их было человек пятнадцать. Старший — с нашивками фельдфебеля, взял
— Они поехали, а ты погости у нас!
— Я забыл сказать, там, на обложке, я еще один адрес написал, — заволновался Егор. — Здесь жена одного знатного гепеушника живет, Кондратьева Мария Ивановна. Ваш унтер-офицер небось и не обратит внимания, его бы надо догнать! Предупредить!
— Не надо, — успокоил офицер. — Шульц очень добросовестный и аккуратный работник. Он прочтет этот адрес. А ты пока посиди здесь, — немец открыл двери «КПЗ», — не обижайся. Сам понимаешь, время военное…
Он закрыл дверь на засов и сверил свои часы со стенными: те уже шли. Было девятнадцать часов тридцать минут.
Сестра Семена Бойко зашла в комнату, когда на улицах города уже установилось относительное затишье, долго смотрела, как Генка листает старый «Огонек», потом остановила его, придержав за руку:
— После почитаете. Разговор есть.
— Ну, говори. — Генка закрыл журнал.
— Вам лучше уйти, — сказала она с усилием. — Не хочу брать греха на душу.
— А ты и не бери, — сказал Генка, вглядываясь в ее лицо и пытаясь понять и взвесить, как она поведет себя, и не обречена ли его затея с самого начала на провал. — Я так считаю, что ты должна мне помочь, а не им.
— Брат он мне, — сказала она с мукой. — Вы это поймите.
— Чего же не понять. — Генка пожал плечами. — Вы тоже поймите: смысл жизни не в том, кто брат, а кто сват.
— А в чем? — издевательски спросила она. — В том, что не подмажешь — не поедешь? На этом вся жизнь построена? Вот что я вам скажу: если не хотите так рано помереть, уходите. Я про вас ни слова никому. Если же хоть мизинцем шевельнете, чтобы Сене навредить, я за себя не отвечаю. Все у меня.
— Я не уйду. У тебя свое понимание долга и совести, у меня — свое.
— Как знаешь.
Со двора послышался скрип гравия. Шура выглянула в окно и тихо вскрикнула: впереди шел Семен. Он нес Таню, за ним двигался Мелентьев…
«Черт, — мысленно выругался Генка. — Несет кого-то, подлец. Нельзя в него стрелять». — Он опустил пистолет и тут же почувствовал, как в спину ему уперлись сдвоенные стволы охотничьего ружья.
— Брось свою штуку, — приказала Шура. — Я тебя честно предупредила. Не шевелись! — крикнула она, когда Генка начал поворачивать голову. — Разожми ладони, а то выстрелю!
Генка мог бы подстрелить ее: пистолет
«Хлюпик вы, Геннадий Николаевич, — горько подумал он о себе. — Сентиментальный хлюпик, это уж совсем теперь ясно, и погибнете вы через эту свою гнусную черту, как пить дать погибнете». Пистолет упал на пол с глухим стуком.
— Отойди! — скомандовала Шура. Она шагнула вперед, подобрала пистолет. — Сядь! Вот там! — Она ткнула дулом ружья в сторону кровати. Генка послушно сел.
— Лучше бы ты убил меня, — с ненавистью сказала Шура. — Я же вижу: на совесть мою надавить хочешь… А я не пионерка! Сам виноват, сам!
Генка промолчал. В комнату вошел Семен, кивнул Шуре, спросил, улыбаясь:
— Чего вооружилась?
— Это из милиции, — ровным голосом сказала Шура. — Ему приказали тебя убить.
— Иди ты, — изумился Бойко. Он подошел вплотную к Генке, спросил, вглядываясь: — Зовут-то как? Кого поминать? — И добавил, покрутив головой: — Жестокие вы люди, милиционеры. Человек, можно сказать, второй раз родился, а вы? Иди в залу.
Генка отвернулся.
— Не пойдешь — здесь убью, — равнодушно сказал Семен. — Вот прямо сейчас и убью. — Он вынул «ТТ». — Вот видишь? — Улыбаясь, он направил ствол в голову Генке и начал давить на спусковой крючок. Курок медленно пополз вверх. — Не переборщи, милый, — Семен продолжал улыбаться. — Бах — и нет тебя. А так — с нами посидишь, выпьешь, закусишь напоследок. И я лично стрелять в тебя не стану — слово Сени! Я тебя немцам сдам, пусть они что хотят, то с тобой и делают, правда, Шура?
— Сволочь ты все же, Сенька, — сказала она.
— А что же мне после стольких переживаний делать? — со слезой в голосе спросил Бойко. — Надорвата у меня душа, а кто виноват? Вот такие, как он, всю нашу жизнь поломали — отравили…
Генка вошел в «залу». Родителей Бойко не было. На диване под зеркалом сидела Таня.
— Гена, — сказала она, и губы у нее задрожали. — Гена.
Он рванулся к ней, но Мелентьев выставил ногу, и Генка рухнул на пол, вытянувшись во весь рост.
— В чем дело? — Мелентьев посмотрел на Семена. — Кто это?
— Из уголовки. Нас разыскивает. Кто он тебе? — обратился к Тане Семен.
Таня опустилась на пол рядом с Генкой и, поддерживая его голову, говорила, всхлипывая:
— Гена. Очнись, Гена.
— Кто он тебе? — Семен ударил Таню ногой, она вскрикнула. Генка пришел в себя, попытался встать. Мелентьев помог ему и тоже спросил:
— Вы знаете эту девушку?
Генка нашел взглядом Шуру и молча покачал головой.
— Он все равно ничего не скажет, — заметил Мелентьев. — Выведи его во двор и сразу возвращайся назад. Дело есть.