Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

Нагорный Алексей Петрович

— Я Мелентьев Виктор Ильич. У меня, вероятно, воспаление среднего уха, страшная резь.

Попов всмотрелся в лицо Мелентьева и отошел в сторону:

— Пройдите.

Они вошли в кабинет. Это был обычный докторский кабинет с неизбежным зеркалом над диваном, белым шкафчиком с хирургическим инструментом и картиной в простенке: розовощекая Диана похищала бледного и худосочного Эндимиона.

— Хорошая картина, — заметил Мелентьев.

— Дрянь, — сказал Попов. — Плохая копия. Какими судьбами, коллега?

— Неисповедимыми.

Пять часов назад я находился в камере смертников, нас везли для исполнения приговора. Вы что, не оповещены о моем провале?

— Оповещен. Но не мог же я пристрелить вас прямо на пороге своего дома? Тихо! — Он повел дулом пистолета. — Сядьте. Каким образом вы здесь? И сколько чекистов снаружи?

Мелентьев вздохнул и покачал головой:

— У вас профессиональный психоз, коллега. Если я не выдал вас на следствии, какой мне резон это делать теперь? И о каких, собственно, чекистах вы изволите толковать? В городе вот-вот появятся немцы!

Попов опустил пистолет, тыльной стороной ладони вытер пот, обильно выступивший на лбу:

— Вы правы. У меня просто сдают нервы. Простите меня.

— Пустое. Какие у вас планы, доктор?

— Будем работать. Подумайте о форме легализации, о прикрытии. Несколько дней можете прожить у меня. В суматохе это незаметно.

Мелентьев улыбнулся:

— Если я правильно понял, работать мы будем отнюдь не на немцев?

— Вы правильно поняли.

— Забавно. — Мелентьев рассмеялся. — Советы хотели меня шлепнуть, а я буду им помогать? Я — дворянин, белый офицер, идейный борец?

— Что поделаешь! — Доктор пожал плечами: — Вы интеллигентный человек. Вы же знаете: в политике вчерашний враг — лучший друг сегодня. Мы, англичане, всегда это понимали лучше других.

— Так вы… — протянул Мелентьев. — Теперь понятно.

— Ну и слава богу, — улыбнулся доктор. — Куда вы? Выходить небезопасно.

— Вместе со мной бежал Семен Бойко, бандит, — сказал Мелентьев. — Судя по всему, теперь он займет значительное положение. Контакт с ним пригодится нам с вами.

— По-моему, это неразумно, — заметил Попов. — Впрочем, он все равно вас знает. Хорошо. Можете встретиться. Если почувствуете, что он опасен, ликвидируйте. Вы спаслись вдвоем?

— Была еще одна женщина. Но она не в счет. Так… Пустая бабенка.

— Когда у вас встреча с Бойко? И где?

— У него дома. Через полчаса.

— Возьмите, — Попов передал Мелентьеву пистолет. — Успеха вам.

Семен Бойко и Клавдия Боровкова — «пустая бабенка», как назвал ее Мелентьев, отсиживались в квартире, которую жильцы оставили совсем недавно: на кухонной плите еще попыхивал паром горячий чайник.

Бойко выжидал, пока последние беженцы и последние красноармейцы покинут улицу.

Он выглянул в окно:

— Все. Можем двигаться.

Взяв автомат, он надел серый макинтош начальника конвоя — на груди багровой кляксой расплылось пятно крови.

Шли,

прижимаясь к стенам домов. Прятаться было не от кого, но въевшаяся в плоть и кровь привычка «зека» «не маячить» делала свое дело и помимо воли заставляла идти крадучись…

Семен шел впереди. Длинный макинтош заплетался у него в ногах, мешал, и Семен каждую минуту раздраженно отбрасывал то правую, то левую полу.

— Ты сними его, — посоветовала Клавдия.

— Ну и дура, — сказал он злобно. — В такой одеже я неприметен, пойми, если ума нет.

— Как знаешь, — кивнула она с тупой покорностью. — Я же как лучше хотела.

Он оглянулся:

— Все спросить тебя хотел — ты чего натворила? За что тебя к стенке-то?

— За глупость, — она поежилась. — Мужик мой сидит. За кражу. Ну, тесть приперся, выпили. День воскресный, пошли за солеными огурцами на базар. А там ко мне мильтон привязался, начал в отделение тащить. Ну, я и выступила с речью. Немцы, говорю, придут — они вам кишки выпустят. Ну и всяко-разно. Толпа собралась. Меня в НКВД. И привет.

— Ясно. Ну, радуйся, Клаша. Просьбу твою о немцах, считай, судьба удовлетворила, — Семен остановился у парадного схода красивого четырехэтажного дома, окинул взглядом окна. Кое-где видны были цветы в горшках. В верхнем окне справа ветер трепал зеленые бархатные портьеры. Семен поддел ногой детское пальто, которое валялось на пороге подъезда, и сказал, повернувшись к Клавдии:

— Квартира богатая, зайдем.

Она поняла, зачем он зовет ее, и сказала просительно:

— Так ведь полчаса назад уже… заходили, Сеня. Может, хватит?

— Цыц! — прикрикнул он. — Два месяца без бабы. Понимать должна! — Он шагнул через порог, поправляя на ходу автомат, и вдруг остановился в раздумье: — Ладно. Сначала родных навестим.

— Твоих родителей? — переспросила она. — Так они ждут позже, я же тебе говорила. Сам же время назначал!

— Не родителей!.. — усмехнулся он. — Крестных. Вали за мной.

Они свернули в боковой переулок и через минуту вышли на улицу Сталина.

* * *

Электростанция была взорвана. Водопровод — тоже. Когда начальник РОМ захотел напиться, кран жалобно зашипел, два раза булькнул и безнадежно смолк. Телефон тоже не работал.

Начальник вскрыл тщательно замаскированный в стене сейф, сказал дежурному:

— Ставлю на двадцать один ноль-ноль. Ты готов?

Дежурный кивнул:

— Они будут здесь с минуты на минуту.

— Надо, чтобы всосались, сволочи. По кабинетам разбрелись, — сказал начальник. — Обжились. В двадцать один ноль-ноль самое время. — Он закрыл сейф, поправил отклеившийся уголок обоев. — Разнесет их за милую душу, — добавил он с удовлетворением.

Дежурный снаряжал обойму своего «ТТ». Патроны с сухим лязганьем исчезали под срезом. Дежурный передернул затвор, щелкнул предохранителем, сказал: