Повести Ангрии

Бронте Шарлотта

Мисс Вернон села.

— А теперь я хочу видеть герцога, — с улыбкой обратилась она к миссис Уорнер.

— Он скоро будет, — ответила та. — Его светлость никогда не засиживается за столом после обеда.

— Когда он войдет, не говорите, кто я, — продолжала Каролина. — Давайте проверим, узнает ли он меня. Я думаю, что нет.

— Так он вас здесь не ждет? — спросила хозяйка.

— О нет! Это была целиком моя собственная мысль. Я никого не предупредила. Понимаете, миссис Уорнер, папа не хотел, чтобы я осталась на зиму в Витрополе: наверное, он рассудил, что с меня хватит и Парижа, где мы с ним пробыли часть лета и осень. Как только люди стали съезжаться в Витрополь,

папа отослал меня в Эдем-Коттедж под Фиденой. Вы наверняка слышали про это место — тоскливый домишко у подножия гор. Я прожила там месяц, а вы помните, как последнее время было сыро и ветрено. Я вся извелась от скуки, потому как терпеть не могу серые туманные горы, хоть они и бывают иногда довольно причудливы. Вчера я решила все круто изменить и сразу после завтрака отправилась в Фидену, надев только шляпку и шаль, как будто хочу прогуляться по окрестностям. Там я села в дилижанс, и вот я перед вами.

Каролина рассмеялась. Миссис Уорнер тоже рассмеялась. Беспечность рассказа окончательно развеяла всякую тень подозрений, которые еще оставались у этой легковерной женщины.

Читатель наверняка уже понял, что мисс Вернон была далеко не так открыта и откровенна, как казалось со стороны. Она умела представить события в благоприятном для себя свете, не прибегая к прямой лжи. Ее чувства к опекуну, убеждала себя Каролина, неведомы ни одной живой душе, кроме той, в которой они зародилась. Сейчас, сидя на диванчике у огня и откинув голову так, чтобы лицо оставалось в тени от каминной полки, она непринужденно щебетала с миссис Уорнер, а на самом деле с замиранием сердца вслушивалась, не раздадутся ли приближающиеся шаги, исполненная волнения от предстоящей встречи и страха, что дверь сейчас отворится; душа ее то радостно трепетала, то испуганно сжималась, целиком во власти противоречивых чувств.

Время близилось. Снизу донесся негромкий звук растворяемой двери, затем на лестнице послышались шаги, и гулкий коридор заполнили голоса.

— Вот и они, — сказала миссис Уорнер.

— Не говорите, кто я, — напомнила Каролина, отодвигаясь еще дальше в темный уголок.

— Я представлю вас своей племянницей Люси Гренвилл, — ответила молодая матрона, заражаясь от юной гостьи духом невинной шалости.

— Ваша светлость в корне заблуждается, — произнес джентльмен, открывая дверь гостиной и пропуская вперед своего более высокого спутника. — Поразительно, что разумные доводы не достигают ушей вашей светлости. Эти дома, милорд герцог, простоят еще пятьдесят лет и потребуют лишь минимальных трат на поддержание.

— Не сомневаюсь, что, если потратить двести фунтов на возведение новых стен, замену крыш, рам и дверей, покраску и штукатурку, они еще протянут годик-другой.

— Ваша светлость не понимает, что говорит, — возразил Уорнер Говард Уорнер, эсквайр. — Уверяю вас, эти дома в таком состоянии уже лет двадцать. Я отлично помню, что мне было всего двенадцать, и они выглядели ничуть не лучше и не хуже нынешнего.

— Хуже они выглядеть не могли, — ответствовал более высокий собеседник, подходя к камину и отталкивая ногой оттоманку, чтобы освободить себе место у огня.

— Вы по-прежнему говорите о Клиф-Коттедже? — спросила миссис Уорнер, поднимая голову.

— Да, мэм, с вашего ухода мы только о них и разговаривали. Ваш муженек набавляет цену каждые пять минут, и только что объявил полусгнившие сараи без крыши капитальными усадьбами с надворными постройками, сиречь свиными загончиками, и садом, сиречь навозной кучей в два квадратных ярда. Он уверяет, что я смогу сдавать их приличным семействам и получать с каждого двадцать фунтов

в год. И что, мэм, разве это не липа?

— Липа? О чем ваша светлость говорит? О дровах?

— Нет, о табуретках мистера Фергюсона.

— Не знаю. Кто такой мистер Фергюсон и какие у него табуретки?

— Первосортные, изготовленные на фабрике Обманелло. Ваш муженек всегда их там покупает.

— Ваша светлость шутит. Говард всегда заказывает мебель у лучших витропольских краснодеревщиков.

Из темного угла раздался тихий смешок, вызванный, очевидно, недогадливостью миссис Уорнер. Герцог Заморна, который стоял спиной к камину, опираясь локтем на мраморную доску, быстро обернулся. Мистер Уорнер тоже. Оба джентльмена увидели даму, сидящую в уголке; лицо ее наполовину скрывала тень, наполовину — белая изящная ручка, которой она заслонилась от ярко пылающего огня.

В первый миг его ангрийское величество был поражен: он полагал, что это серое шелковое платье, изящная фигурка и миниатюрная ножка должны находиться за сотни миль отсюда, в Уэллсли-Хаусе. И впрямь, зрелище отозвалось в его голове очень живым, хотя и не вполне отчетливым впечатлением, будто он смотрит на собственную супругу — герцогиню. Таким образом, он счел себя вправе приблизиться еще на целый шаг и уже нагнулся было, чтобы отодвинуть упомянутую ручку и рассмотреть черты незнакомки, когда испуганный вскрик и резкое движение, с которым та отпрянула в угол, заставили герцога замереть. Одновременно миссис Уорнер произнесла торопливо:

— Моя племянница, мисс Люси Гренвилл.

Мистер Уорнер изумленно вытаращился на жену. Он знал, что она говорит неправду. Миссис Уорнер взглянула на него умоляюще. Герцог Заморна рассмеялся.

— Я чуть не допустил досадную оплошность, — сказал он. — Клянусь честью, я принял мисс Люси Гренвилл за особу, к которой могу подойти на ярд, не заслужив упрека в развязности. Если бы молодая леди просидела тихо еще полминуты, думаю, я бы ее поцеловал. Теперь вижу свою ошибку, хоть и не уверен. Разница значительная, как между темным георгином и лилией.

Его светлость помедлил, пристально глядя на мисс Гренвилл и рассматривая ее черты с монаршей бесцеремонностью, затем бросил пронзительный взгляд на миссис Уорнер, повернулся к обеим дамам спиной движением скорее оригинальным, нежели учтивым, сел в кресло, закинул ногу на ногу и полюбопытствовал у мистера Уорнера, понимает ли тот хоть что-нибудь. Мистер Уорнер не ответил, так как целиком ушел в чтение газеты. Тогда герцог наклонился к миссис Уорнер и, перегнувшись через ее рабочий столик, заинтересованно осведомился, рассчитывает ли она его убедить, будто этоне липа.

Миссис Уорнер была так озадачена, что не нашлась с ответом. Однако молодая особа вновь рассмеялась, нервно, почти истерически, как будто не могла понять, смеяться ей или плакать. И вновь король Ангрии наградил ее быстрым, внимательным взглядом. Наступила долгая тишина. Наконец его величество заметил, что не отказался бы от кофе. Вызвали Хартли, и его величество получил желаемое. Он выпил примерно шесть чашек, после чего объявил, что предпочел бы такое же количество порций разведенного бренди и очень жалеет, что эта мысль не пришла ему в голову раньше. Миссис Уорнер предложила позвонить и распорядиться, чтобы принесли бочонок и стопку, однако герцог ответил, что по здравом размышлении ему лучше уйти спать: уже половина десятого — правильное, здоровое время, в которое он хотел бы ложиться. Его величество встал, кивнул мистеру Уорнеру, пожал руку миссис Уорнер и, не глядя на племянницу, медленно, раздельно произнес уже в дверях: