Повести и рассказы
Шрифт:
НА ТЕПЛОХОДЕ
От Камчатки до острова Беринга мы шли на теплоходе. Судно было новенькое: все углы в каюте пахли краской, а пружины койки весело звенели. На теплоходе было много туристов. Они не спали, бродили по коридорам, стучали огромными ботинками или собирались на палубе в кружок и пели под гитару.
Особенно мне запомнился один турист - у него на голове была детская велосипедная шапочка. Он подходил ко всем, спрашивал: "Ну как, на вулкан полезем?" - и сам смеялся. Он первый раз плыл на теплоходе, первый раз был на Камчатке -
Ночью я проснулся оттого, что пружины звенели особенно громко. Постель двигалась. Она наклонялась то назад, то вперёд, я то сползал с подушки, то снова влезал на неё.
Радио повторяло:
"Пассажиры, идущие в Жупаново! Высадки по условиям шторма не будет!"
Я поднялся на палубу.
Вокруг было черным-черно. Сильно качало. Внизу у борта, куда падал свет от иллюминатора, то появлялась горбатая белая пена, то, шурша и пузырясь, исчезала.
По палубе, спотыкаясь, бегали туристы.
– Говорят, всё-таки высадят!
– утешали они друг друга.
ВЫГРУЗКА
Когда рассвело, я увидел, что наш теплоход стоит неподвижно посреди залива.
По океану шли горбатые зелёные волны.
От берега к нам уже спешил буксир. Он тянул низкую плоскую баржу. Они подошли и остановились под самым бортом. Волны то и дело с грохотом и скрипом бросали их на теплоход.
"Сходящим на берег собраться на корме!" - вдруг объявило радио.
Неужели туристов будут высаживать?
Я подумал, что в такую погоду самое опасное - перейти на баржу. А ну как прыгнешь - да попадёшь между бортами!
Но прыгать никому не пришлось. На корме, куда сбежались туристы, около мачты лежала сетка с дощатым поддоном. Туристы стали на поддон, заработала лебёдка, и канат, побежав вверх, поднял борт сетки.
– Проща-айте, братцы!
– крикнул, дурачась, турист в детской шапочке.
Он не успел помахать нам рукой, как сетка взмыла вверх и матросы вывели её за борт. Теперь туристы висели между небом и водой.
Лебёдка заработала в обратную сторону, сетка стала снижаться. Матрос, который управлял лебёдкой, поймал момент - баржа остановилась - и ловко посадил сетку на палубу.
Я свесил голову через поручни. Внизу на барже выпутывались из сетки и расползались, как раки, маленькие людишки.
"Ну, а если и меня так будут выгружать?.. Вот так плавание! Скорей бы уж остров!"
ОСТРОВ
Мы доплыли только на второй день. Был туман, и сперва я никакого острова не увидел. Просто между туманом и водой показалась синяя полоска. Но теплоход подошёл ближе, стали видны белые зубчики - прибой на берегу, потом чёрный квадратик - причал и, наконец, разноцветные пятнышки - дома. С берега пришёл катер, забрал нас, пассажиров, описал вокруг теплохода прощальный круг и побежал к берегу.
Неторопливо стучит мотор, катер дрожит и покачивается. Причал поднимается из воды. На причале - толпа. Теплоход тут редкость, люди вышли как на праздник.
– Чугунков кто?
–
– Нет его!
– ответили с причала.
Когда я выбрался вместе с остальными пассажирами на берег, мне объяснили:
– На лежбище ваш Чугунков. Третий месяц там. Вездеход сегодня к нему пойдёт.
Потом я стоял около столовой, откуда, мне сказали, пойдёт машина, и от нечего делать разглядывал посёлок. Он был в две улицы: одна - из старых домов, вторая - из новых. Новые дома были розовые, зелёные, яркие, как цветы. "Видно, на острове редко бывает солнце, и люди решили покрасить свои дома повеселее", - подумал я.
Вспомнив про лимон, сунул руку в карман. Но лимон куда-то исчез. Нашёл я его в рюкзаке.
– Ишь ты, куда спрятался!
– сказал я и, погладив пальцем пупырчатую маслянистую шкурку, положил его в карман.
Палец сразу же сладко запах югом.
Подошёл вездеход, принесли груз - ящики с консервами, муку, - мы сели, и машина тронулась. Она сбежала с пригорка, перешла вброд речку и, погромыхивая гусеницами, покатила по песчаному длинному пляжу. На нём лежали разбитые суда. Они погибли, видно, давно и далеко от этих мест: корабельные доски были добела отмыты солёной водой, а мачты у судов сорваны...
Пляж кончился, вездеход стал карабкаться на сопку. Из-под гусениц теперь летел торф, они врезались в землю, и из неё выступала вода. Вездеход шёл, а за ним бежали два ручейка.
На каждом ухабе ящики подпрыгивали, консервные банки стучали. Мешки лежали тихо.
Наконец тряхнуло так, что мы все чуть не вылетели из кузова.
– Ух ты!
Я сунул руку в карман - лимон на месте.
Вездеход остановился, и в кузов заглянул водитель.
– Приехали. Лежбище!
– сказал он.
В ДОМИКЕ
Машина стояла у подножия зелёной сопки. Справа и слева - высокая, почти в рост человека, трава. В ней - два домика, похожие на железнодорожные вагончики. Над одним - дымок.
Дверь была без замка. Я толкнул её. В домике - две кровати, железная печь. На плите подпрыгивает и плюётся паром чайник.
На кровати сидел мальчишка и спокойно смотрел на меня.
– А где Чугунков?
– спросил я.
– Я Чугунков!
– ответил мальчишка.
– Значит, я к твоему отцу!
– Я сел на краешек кровати.
– Папа скоро придёт?
– Он на Северном лежбище. За батарейками пошёл - у нас рация не работает.
– Так ты один?
– Нет. Ещё Володя-инспектор.
За дверью загромыхал, разворачиваясь, вездеход.
– А вы свои вещи вносите, - сказал мне мальчишка.
– Пока отца нет, можете на его кровати спать.
Мы вышли на крыльцо. Ящики и мешки уже были сгружены в траву.
Водитель высунулся из окошка, крикнул что-то, и вездеход, разбрызгивая грязь, покатил по тундре.
Из соседнего домика вышел высоченный парень в огромных, с отворотами, резиновых сапогах.