Повести и рассказы
Шрифт:
Бывший капитан катера, сутулясь, привстал, ударил сухими кулачками об стол:
— На мостике одни с-суки!.. — иностранный алкоголь уже воспламенил его мозг, Павел Иванович был готов для выкриков и страшных воззваний. — Страну автогеном порезали!.. бакены затоптали!.. катимся боком по шиверам!..
— Примерно так, — кивнул Платон, дав знак приподнятым кривым мизинцем с черным ногтем Генке «Есенину», чтобы тот покуда помолчал. — СССР была великая держава, разве нет? С ней считались. Да, да.
— Sorry!.. извиняйте!.. — с плаксивой улыбкой поправил очки Френсис. — Но Руссия и сейчас великая! Считаются!
— Может, при вас считаются!.. — встрял Генка в разговор. — А при нас нет!..
— Юмор! — оценил Френсис и снова обратил свои близорукие наивные глаза на могучего Платона. — Если жизнь наладится… к вам снова придут с поклоном другие э… республики. — Он. кажется, уже и по-русски возле русских стал говорить связнее. — Разве нет? Значит, надо налаживать жизень. У вас… у вас талантливые ученые… докторы… зачем попадать… падать в отчаяние?!
— Нет, нет, мы погибли!.. — не соглашался Платон. — Это обсуждать бесполезно.
— Ночь наступила, ночь… — у Генки веки полузакрыли глаза, рот по-детски превратился в гузку. Еще не дай бог уснет тут. — При белом месяце… так хорошо повеситься…
— Налил бы еще, узурпатор!.. — взвизгнул Павел Иванович.
— Болше жена не дает, — тихо и внято ответил Френсис, оглядываясь, чтобы гостям было понятней. — Тогда я не понимаю, я плыль на лодке — смотрю… Why?.. Почему ви бросаете с берега в речку кровать… старое ведро, самовар… даже трактор… это же ваша речка, ваша ваша маленькая Руссия.
— Вода все унесет!.. — махнул рукой Платон. — Скажи, моряк!
Но моряк молчал, приоткрыв рот со стальными зубами и злобно уставясь на хозяина, который более не хотел угощать русских.
— Все унесет река времен… — вздохнул, окончательно зажмуриваясь и устраиваясь подремать на стуле, Генка.
— Не унесет!.. — печально отвечал Френсис. — Я здиес уже полгода? Не унесло. Ви включаете электричество в баниях… пилите циркуляркой… трансформатор три раза горель. Как можно. Видиротесь… ножиками… веслами… я даже видел — баграми… за чем?!
— Зачем?! А потому что душа гор-рит!.. — зашипел Павел Иванович. — Хер ли тут изображашь?! Сами нашу Расею любимую погуби ли!.. через евреев скупили, а сейчас…
Платон больно прижал локоть Павла к столу — человечек, затрепетав, умолк.
— Я понимаю, — терпеливо продолжал Френсис. — Понимаю. Но когда родина болна… помогайть надо, а не толкать дальше в пропасть. — Он понизил голос. — Говорят, у вас своих лючших крестьян опять жгут?.. Рас… как это?.. раскулач…
— Раскулачивают?.. — помог Платон и добродушно ухмыльнулся на редкость здоровыми, белыми зубами. — Да не-е!.. Это уж по пьянке… было раз иль два… из зависти… примерно так… — И толкнул Генку в бок. — В Щетинино? На центральной ферме?
Генка открыл белесые, словно замазанные сметаной, глаза.
— А х… ли?.. Дружки начальников, по блату всего себе нахватали…
— Это наши деньги! — завизжал Павел Иванович. — Прихватизировали даже пристани на Енисее… золотые рудники…
— Но разве можно жечь?.. — изумился, всплескивая руками, иностранец.
— Лесу много… — охотно заговорил Платон. — С самолета смотрел на Сибирь? Тайга до Японии. Но, конечно, лучше не жечь.
Вам-то в Англии хорошо — из камня все. А у нас и церкви деревянные… — Но более не дождавшись от хозяина
— Почему?! — удивился нехотя Френсис. — Заходите. Интересно было поговорить.
— Вы слышали?! — спросил Платон у своих спутников, не вы пуская их из темных широких лап. — Приглашает! Пожалуй, и зайдем. Может, Федя еще научит нас снова труд любить, поверить в жизнь…
Павел Иванович вдруг припал к Платону и зарыдал, как ребенок. Тот, отчески обняв его за плечи, повел в сторону выходной двери — в ночь, в метель. Генка «Есенин», окончательно проснувшись, обернулся к хозяину — стоял, моргая, пытаясь, видимо, придумать срочно что-нибудь остроумное, но не смог. Только как можно более гордо и таинственно ухмыльнулся и, чтобы не сверзиться, затопал боком с крыльца вниз, на смутный снег…
Проследив из сеней, что гости, наконец, ушли за ворота, Френсис повернул рычаг, и калитка заперлась. Френсис потянул за кольцо с проволокой — в дальнем углу поместья открылась дверца конуры, и позванивая цепью, потягиваясь, вышел во двор для несения службы пес Фальстаф.
Френсис распахнул форточки в столовой, принялся мыть с мылом стаканы, когда зашла жена. Морщась, она укоризненно сказала:
— Зачем, зачем ты их еще раз пригласил?!
Муж вздохнул и развел руками.
— О, интеллигенция!.. — принялась ходить-бегать по комнате Элли. — Напоил раз — и выгони к черту! Эту пошлость выслушивать… они же привыкнут… Думаешь, благодарностью отплатят? Заборы твои не будут осквернять? И зачем про пожары спрашивал? Могут удивиться, запомнить и еще начнут изображать верных сторожей…
— No! У них нет памяти.
— Они хитрее, чем ты думаешь…
Френсис, жалобно скривившись, протирал голубеньким платком очки.
3
Конечно, не миновало и недели — они снова заявились ввечеру, эти три бездельника. Как раз вызвездило, грянул ранний сибирский мороз, да не 5–7 градусов, а все 20 (такое случается в урочищах Предсаянья), и скрип от шагов на снегу далеко разносился. Впрочем, уже и в среду, и в четверг за воротами кто-то переминался и курил (пес во дворе пару раз рявкнул), но в звонок не позвонили. Может быть, испугались гнева хозяйки, которая строчила на электрической пишущей машинке? Повздыхав, условились выждать еще немного, чтобы получился хоть небольшой, но круглый срок? И вот именно опять в субботу — только хотел было Френсис после бани размягченно послушать музыку и испить подогретого красного вина — задребезжал звонок.
— О!.. — только и выдохнула хозяйка. — О!.. Может быть, сделать вид, что спать легли?
— Свет горит, — пробормотал хозяин.
— Ну, иди, иди. Встречай дорогих гостей.
С виноватым видом, накинув куртку с башлыком, привычно согнувшись из-за высокого своего роста, Френсис спустился по винтовой лестнице в сени. Рычаг щелкнул — калитка вдали распахнулась.
Три сизые тени, убедившись, что красноязыкий Фальстаф точно в конуре, медленно ступили во двор и, поднимая колени, как бы стараясь меньше шуметь, закрыли за собой калитку.