Повести. Первая навигация. Следы ветра
Шрифт:
— Прекратить болтовню! — прервал его боцман. Василь недовольно засопел, отошел в сторону, ворча:
— Раскомандовался!..
Тем временем Чубарь обошел блиндаж, постоял некоторое время около одной из бойниц, заглянул внутрь и помахал рукой, подзывая остальных.
— Все в порядке. Тут уже без нас побывали. Даже костер внутри жгли.
Чубарь вошел в блиндаж, за ним Любин, потом Саша и Василь прошмыгнули разом, столкнулись в проходе: каждому хотелось войти сюда раньше другого.
В блиндаже пахло сыростью и перетлевшим сеном. Порыжевшее,
Посредине остался след костра, валялись пустые консервные банки…
Любин, постучав ломом в деревянные стены и потолок блиндажа, сказал:
— Ну что ж, приступим, товарищи! Работенка не из легких, крепко сколочено. А дровишки стоят нашего труда, сосновые, сухие. Начнем с верхнего наката.
Земля на крыше блиндажа была твердой, проросла корнями трав, бурьяна и мелкими деревцами тополя.
— Да, строить его было наверняка легче, — отрывая ломом скобу, скреплявшую бревна, сказал Любин.
Действительно, блиндажи были сооружены так крепко, словно те, кто их строил, собирались тут жить целый век. Несколько часов ушло на разборку и перевозку бревен на пароход.
— Ну, теперь можно без остановки до самого Мозыря, — довольно потирая руки, сказал Чубарь, когда на борт парохода было доставлено последнее бревно.
До позднего вечера на палубе визжали пилы и стоял горьковатый запах распиленной сосны.
Когда стемнело и пароход бросил якорь, многие настолько устали, что тут же разошлись по каютам и мгновенно уснули.
На палубе остались Иришка, Саша, Василь и тетя Сима.
— Тебе же на первую, — сказал Саша товарищу, — шел бы и ты спать.
— Чего это ты меня гонишь, — ухмыльнулся Василь, покосившись на Иришку.
— Не выспишься!
— А твое какое дело?
К ним подошел боцман.
— Саша прав, — сказал он. — На вахту надо заступать хорошо отдохнувшим.
Василь сердито промолчал.
— Салага! — презрительно сказал боцман и ушел в каюту.
А Василь вспылил не на шутку.
— Подумаешь, всего на год старше нас, а командует! Боцман! Все ему чуть ли не кланяются…
— Значит, есть за что… — вмешалась в разговор тетя Сима.
— Это за какие же такие подвиги?
Тетя Сима помолчала, вздохнула и вот о чем рассказала.
Когда началась война, Божко жил под Киевом у своего деда, старшего бакенщика. Жили они на самом берегу Днепра в потемневшем от времени и туманов бревенчатом домике. Перед самым приходом оккупантов дед потопил в реке бакены и убрал с берега все водные знаки.
— Пусть немцы плавают вслепую, — сказал старый бакенщик внуку.
Валерий все эти дни помогал деду, чем только мог, — греб, выкапывал столбы со знаками, с рассвета и до наступления темноты дед и внук работали.
Дни стояли теплые, солнечные. С деревьев уже осыпались листья, усеяли прибрежный песок и перевернутую на нем вверх дном большую тяжелую лодку бакенщика. Валерий, сидя у обрыва, с грустью поглядывал на нее, и в ушах звучали слова
Но вскоре гитлеровцы пришли к старому бакенщику. Было их двое — рослые, веселые, в начищенных до блеска сапогах и с тяжелыми, оттягивающими ремни на черных френчах пистолетами.
Валерий увидел их еще издали.
— Идут, дедушка! — крикнул он.
— Не заставят они меня, не заставят, лучше пуля в лоб! — повторял дед, уже стоя на пороге и вглядываясь в приближающихся фашистов.
Они подошли, приветливо поздоровались. Один из них хорошо говорил по-русски.
— Что же в дом не приглашаешь? — весело спросил он. — Я ведь жил на Украине, народ здесь очень гостеприимный, не нарушай, пожалуйста, традиций.
— Заходите, — буркнул дед.
И уже в доме, когда немцы уселись за стол, сказал:
— А я никаких традиций и не нарушаю, у нас они древние и стойкие — гостей хорошо встречают, а к непрошенным не очень-то мы ласковы…
Услышав дедовы слова, Валерий похолодел от страха. Ему казалось, что немцы тут же выхватят пистолеты и начнут стрелять. Но они не стреляли, а еще веселее засмеялись.
Дед и совсем осмелел.
— Если пришли агитировать на работу, то и не просите!
И вновь ждал Валерий, что немцы рассердятся, но они и тут ответили вежливо и спокойно:
— Мы вас и не будем заставлять. Мы только хотим, чтобы вы оказали нам очень маленькую, очень легкую для вас услугу. Сделаете — скажем большое спасибо, не сделаете — мы уж как-нибудь сами…
— Какую? — насторожился дед.
— У вас должна сохраниться лоцманская карта Днепровского бассейна… — сказал немец.
И только теперь Валерий увидел, как испугался дед. А испугался старый бакенщик потому, что лоцманская карта действительно была у него. Валерка даже знал, где она хранилась, — в сундуке. И знал он еще, что таких карт всего какой-то десяток и что, видно, ни одна не попала в руки немцев. Потому они и пришли к деду, кто-то из предателей, видимо, донес, что карта у бакенщика есть.
Вероятно, старый бакенщик ругал себя, что совсем позабыл, не подумал о карте перед приходом оккупантов. Ведь можно было ее спрятать, закопать или даже просто сжечь.
— Нет у меня никакой карты, — ответил бакенщик.
— Что ж, — спокойно кивнул немец, — самим придется поискать.
Оба поднялись и, деловито насвистывая, стали осматривать дом. Дед в душе где-то еще надеялся, что, может быть, немцы и не найдут карту. Начнут потрошить перины, взламывать пол, искать в столе двойную крышку, а открывать сундук, который стоит на самом видном месте и даже никогда не замыкался, и не станут. Но гитлеровцы не ломали пол, не вспарывали перины. Один из них тут же подошел к сундуку, открыл его и достал карту. По всей видимости, он заранее знал, где она хранилась. Поэтому и были так спокойны фашисты, поэтому, развернув карту и убедившись, что это именно она, и хохотали так весело, говоря: