Повести
Шрифт:
донеслись чужие голоса: то были немцы, двое или больше. Хозяин не понимал их или, может, не хотел
понимать. Иван все слышал, переводчик ему не был нужен.
– Вэр ист? Вэр лауфт?24 - крикнул немец.
– Ин дизем аугенблик. Их хабе гезеен!25 - настаивал второй.
– Паночки, нэ розумiю. У мэнэ нiкого нэма. Што вы?
У Ивана враз спало напряжение, - значит, хозяин не выдаст, слава богу, хоть в этом повезло. Может,
теперь не найдут. И он прижался
закричали громче, выругались, заплакал ребенок в углу, откуда-то, видно, с печи спрыгнув на пол, к нему
бросилась женщина, начала успокаивать. Один из немцев, лязгнув затвором винтовки, вбежал в хату -
возле печи мелькнула тень. Громче закричали дети, загремели топчаном: немцы разбрасывали их
постели. Иван ждал, держа руку на рукоятке автомата, хоть и не знал, как в таком положении стрелять.
Немцы, громко топая сапогами, заглянули на печь, звякнули заслонкой, и сразу же луч фонарика
метнулся по задней стенке подпечья. Иван даже зажмурился, ожидая крика: «Хераускрихен! »26 Но лучик
был слабый (видно, разрядилась батарейка), немцы ничего не увидели, и сапоги застучали дальше.
Вскоре шаги притихли - видимо, немцы искали уже в сенях. Тогда он, не шевелясь, выдохнул и опять
медленно вдохнул воздух, не веря случившемуся - неужто пронесло? И действительно, шаги совсем
стихли, только всхлипывали возле печи дети, и мать, стуча босыми ногами, кидалась, наверно, к окнам -
немецкая речь слышалась уже со двора. Там что-то говорил хозяин, по-видимому направляя солдат
подальше от хаты. И в самом деле, уже все успокоилось. Хозяин, должно быть, вошел в сени, к нему
подбежала жена, она что-то быстро-быстро затараторила, в смятении чуть не плача, но хозяин строго
прикрикнул на нее: «Хватит! Замолчи!» Женщина умолкла, вернулась в хату и занялась детьми.
24 Кто такой? Кто бежал? (нем.)
25 Только что. Я сам видел! (нем.)
26 Вылезай! (нем.)
17
Иван хотел уже было вылезти, чтобы перебраться куда-нибудь в более надежное место, как хозяйка
испуганно запричитала:
– Пэтро! Пэтро! Ой лышэнько, Гриць идэ...
Иван снова притих, хозяин вышел, с минуту его не было слышно, потом во дворе раздалось
язвительно-учтивое: «Добры день, герр Пэтро!» Хозяин сдержанно ответил на приветствие. Что-то
щелкнуло, будто ударили кнутом по голенищу, и тот же голос буднично, словно разговор шел о пустяке,
произнес:
– Кого ховаешь? А ну, давай его сюды!
– Нiкого я нэ ховаю, кум Гриць! Перехрыстыться, што вы!
– Ага!
– крикнул Гриц.
– Я тута, кум, - отозвалась с порога хозяйка.
– Кого Пэтро ховае, признавайся!
– Ой, хиба ж я ведаю! Нiкого ж вин нэ ховае, кум Гриць.
– Не ховае! А ну, Настуся, скажи: де татко ховае бандыта?
– Нэ видаю, - ответил боязливый детский голосок.
– Нэ видаешь! Побачымо, - многозначительным спокойным тоном прогнусавил Гриц.
У Ивана в подплечье от злости на этого выродка даже онемели скулы - так захотелось выскочить и
всадить ему в брюхо десяток пуль. Но он не знал, сколько еще там подручных, и снова недоброе
предчувствие завладело им: он понял, что этот - не немец, свое дело он знает отменно.
– Глух, нэси солому. Ты, Жупан, тэж. Зараз мы дознаемось, дэ вин ховается. Мы його подсмажэмо.
Во дворе затопали шаги, стукнули где-то поблизости двери - видно, люди побежали в сарайчик. Иван
догадался, что задумал этот, не дожить бы ему до воскресенья, Гриц. «Неужели он решится поджечь,
неужели так поступит со своим человеком, который этого негодяя еще называет кумом?» - мучительно
думал Иван.
Под окнами что-то зашуршало, свет в подпечье померк. «Наверное, положили солому», - заметил про
себя Иван. Потом все притихли, не стало слышно ни шагов, ни разговора. И вдруг отчаянно и дико
закричала женщина, можно было подумать, будто жгут ее самое, а не хату. За ней заголосили дети, сразу
же зачадило дымом. Иван понял, что все пропало, что сгорит сам и еще загубит детей. Надо было
вылезать, пристрелить этого мерзавца, но у него все еще теплилась надежда - может, не подожгут,
только попугают. Опять же дать загореться хате, а уж потом вылезти - не слишком ли велика кара для
него и для этой семьи! Иван не знал, что делать, хоть и понимал, что надо в считанные секунды на что-то
решиться.
Видно, он все же выскочил бы из подпечья (он уже был готов к этому), как вдруг с причитаниями и
проклятиями в хату кинулась хозяйка. Прежде чем он успел догадаться зачем, она затопала возле печи
и, согнувшись, сквозь слезы закричала:
– Вылазь! Вылазь! Хату палять из-за тэбэ, проклятый! Душегуб, звидкиля тэбэ принесло? Вылазь!
Иван с облегчением вздохнул: вот и кончилось все (хотя такого конца он не ждал), сунул автомат под
мусор в углу и вылез. Злости на эту женщину у него не было, стало только обидно и жалко, что так глупо
оборвался такой долгий и такой трудный путь...