Повести
Шрифт:
Он засмеялся: такой странной тут показалась ему эта просьба.
– Обязательно. Вот придем в Триест и начнем.
Эта мысль вдруг вызвала в нем целый рой необыкновенно радостных чувств. Неужто и в самом деле
им посчастливится добраться до Триеста, найти партизан? Если бы это случилось, они бы ни за что не
расстались - пошли бы в один отряд. Как это важно на чужой земле - родной человек рядом! Иван уже
ощутил ее ласковую привязанность к нему, ее присутствие
обременительным. Только теперь, пробыв с нею эти два дня, он почувствовал, как одиноко прожил все
годы войны - солдатское товарищество тут было не в счет. Ее теплота и участие чем-то напоминали
сестринское, даже материнское, когда не нужны были особенные слова, - одно ощущение ее молчаливой
близости наполняло его тихой радостью.
Они вошли в седловину, по обе стороны которой высились склоны вершин. Тропинка еще немного
попетляла между ними и заметно побежала вниз. В ночной темени сыпал редкий снежок.
– Переваль?
– встрепенулась на его спине Джулия.
– Перевал, да.
– О мадонна!
– Ну, а ты говорила: капут! Видишь, дошли.
Он остановился, нагнулся, чтобы взять ее поудобнее, но она рванулась со спины:
– Джулия будет сам. Данке, грацие, спасибо!
30 Ты чудесный (нем.).
27
– Куда ты рвешься? Сиди!
– Нон сиди. Иван усталь.
– Ладно. С горы легко.
Он не отпускал ее ног, и девушке, чтобы не свалиться, снова пришлось обхватить его шею. Она
припала щекой к его остывшему плечу и пальцами шутливо потрепала давно не бритый шершавый
подбородок.
– О, риччо? Ёож! Колуча.
– В Триесте побреемся.
– Триесте!.. Триесте!..
– мечтательно подхватила она.
– Партыджан Триесте. Иван, Джулия тэдэско тр-
р-р-р, тр-р-р. Фашисте своляч!
Он со сдержанной усмешкой слушал ее, старательно выбирая в темноте дорогу. Однако спускаться
было ненамного легче, чем идти в гору. Колодки часто скользили; от постоянного напряжения начали
ныть колени; в груди, правда, стало свободней. Все время рискуя упасть, он изо всех сил держался на
ногах и - где скорым шагом, а где и бегом стремительно спускался с перевала. Джулия на его спине то и
дело испуганно вскрикивала:
– О, о, Иван!
– Ничего. Держись!
Ветер тут почему-то стал тише, и оттого, казалось, потеплело. Куда вела тропа и что их ждало
впереди, увидеть было невозможно.
Через некоторое время ветер почти стих, перестали мелькать снежинки, повсюду, насколько было
видно, теснились запорошенные снегом скалы. Тропа кидалась то вправо, то
изгибаясь на каменистых склонах, которые тут стали более пологими, чем на той стороне перевала.
Чувствуя сильную усталость, Иван пошел ровнее, не оглядываясь и только стараясь не сбиться с тропы.
Джулия почему-то умолкла. Однажды он попробовал заговорить с нею, но девушка не ответила.
Незаметно задремав у него за спиной, она мерно посапывала, руки ее мягко и нежно лежали на его
плечах. Тужурка, видимо, распахнулась, и сзади на своих острых лопатках Иван почувствовал мягкое
тепло ее груди. Как назло, в правую колодку его попал камешек. Раза два Иван, не нагибаясь, повертел
ногой, но не смог вытряхнуть его. Идти было очень неудобно. Однако Иван не стал будить Джулию -
зашагал медленнее и так еще долго шел вниз. Кажется, он и сам задремал на ходу - вдруг перестал
понимать, где находится и кто у него за спиной. Но это длилось всего несколько коротких секунд, он тут
же пришел в себя, почувствовал ее дыхание и успокоился. Вокруг по-прежнему толпились мрачные
утесы с пятнами подтаявшего снега на склонах. Откуда-то снизу потянуло сыростью, порой доносился
смолистый запах хвойного леса, где-то далеко сбоку шумел водопад - очевидно, там было ущелье.
Под утро они спустились в зону лугов.
Снежные пятна вокруг разом исчезли, будто растаяли; стих ветер, стало тепло, только в воздухе
прибавилось сырости; по камням из долины поползли влажные клочья тумана. Еще ниже на них пахнуло
устоявшимся ароматом трав, цветов, густым хвойным настоем, и он понял - самое трудное позади. Тропа
где-то пропала, но идти было легко. Пройдя еще немного, Иван почувствовал под ногами густую мягкую
траву и подумал, что вот-вот упадет. Высокие, до коленей, стебли тугими бутонами цветов хлестали его
по ногам. Джулия спокойно спала. Тогда он тихонько, чтоб не разбудить девушку, встал на колени и
осторожно опустился вместе с ней на бок.
Она не проснулась.
14
Против обыкновения в этот раз ему не приснился его всегдашний тревожный сон. Несколько часов он
спал беспробудно и глубоко, потом призрачная смесь бреда и реальности завладела его сознанием.
В двадцать пять лет юность уже на отлете, многого из простых человеческих радостей уже не вернуть
и не пережить, если не пришлось пережить их в прежние годы, и в этом смысле люди, пожалуй,
достойны большего, чем то, что приготовила судьба Ивану Терешке. Правда, он редко задумывался над